Адольф Гитлер в марте 1945 года

Материал из Documentation.

В первых числах марта Гудериан всё ещё пытался, используя тщательно выверенные выкладки службы Гелена, касавшиеся количественных оценок и дислокации сил противника, побудить Гитлера отказаться от своих планов на юге. Все эти усилия способствовали лишь тому, что оба они — и Гудериан, и Гелен — всё больше впадали у Гитлера в немилость.^[1]

6 марта Гитлер отстранил Гудериана от должности начальника Генерального штаба.^[2]

9 марта Кессельринга вызвали к Гитлеру.^[3]

9 марта Гитлер издал новый приказ, в котором уточнялись детали деятельности полевых военных трибуналов.^[4]

10 марта Гитлер отстранил Рундштедта, заменив его фельдмаршалом Кессельрингом.^[5]

10 марта состоялась беседа Гитлера с Кессельрингом.^[6]

12 марта ровно в 16:00 в имперской канцелярии началось очередное рабочее совещание у Гитлера. После докладов представителей сухопутных войск, военно-воздушных и военно-морских сил об обстановке на западе и на востоке, все участники совещания покинули помещение, за исключением Бормана и Гудериана, которых Гитлер попросил остаться. Гудериан, в свою очередь, задержал и Герхарда Больдта, так как Больдт имел при себе все документы по Восточному фронту. Гитлер ожидал также генерала танковых войск Дитриха фон Заукена, только что назначенного Гитлером командующим 2-й армией, сражающейся в районе Данцига, Гдыни и дельты Вислы. Вскоре Гюнше, адъютант Гитлера, объявил о прибытии фон Заукена. Приветствуя присутствовавших, фон Заукен взял под козырек и затем слегка склонил голову. Гитлер попросил Гудериана проинформировать фон Заукена о военной обстановке в Восточной Пруссии и в районе Данцига, где генералу предстояло принять командование над 2-й армией. Когда Гудериан окончил, заговорил Гитлер. Кое в чем поправив Гудериана, он затем обрисовал основные стоявшие перед 2-й армией задачи, которые фон Заукену придется решать. Стоя рядом с сидящим у стола с картами Гитлером, фон Заукен молча выслушал его и Гудериана. После короткой паузы, будто переводя дыхание, Гитлер возобновил инструктаж и при этом особо подчеркнул, что во время армейских операций вокруг и в самом Данцинге компетенции фон Заукена распространяются только на вопросы, непосредственно связанные с ведением боевых действий, верховная же власть принадлежит местному гауляйтеру Альберту Фросту, в подчинении которого находятся и расположенные на подвластной ему территории войсковые части. Гитлер замолчал и уставился на фон Заукена, как бы приглашая его высказать свое мнение. Фон Заукен с решительным видом хлопнул ладонью по мраморной поверхности стола и заявил: «Я не собираюсь, господин Гитлер, подчиняться какому-то гауляйтеру!» Первым нарушил затянувшееся молчание Гудериан. Дружеским тоном призвавший фон Заукена проявить понимание. К нему присоединился и Борман. Но генерал упрямо повторил: «Я не буду ему подчиняться». Тихо, без всякого выражения, Гитлер произнес: «Хорошо, фон Заукен, пусть будет по-вашему». После обмена несколькими ничего не значившими репликами Гитлер, не подавая руки, отпустил генерала, и фон Заукен, выходя, едва кивнул.^[7]

15 марта Шпеер вручил Николаусу фон Белову для передачи Гитлеру свой доклад «Экономическое положение в марте — апреле 1945 г. и его последствия». На 10 страницах (без приложений) он давал свою оценку положения и делал, безусловно, необходимые, на его взгляд, выводы.^[8]

15 марта Кессельринг обсудил положение дел с Гитлером. Непосредственным поводом для их встречи послужили неблагоприятные события в Саарском пфальцграфстве.^[9]

Разрешение отвести войска от Западного вала Кессельринг вырвал у Гитлера ночью с 15 на 16 марта.^[10]

В отчёте Кессельринга об одном из совещаний говорилось: «Когда в ночь с 15 на 16 марта я вернулся из ставки фюрера, у меня сложилось впечатление, что Гитлер упорно верит в то, что мы сможем одолеть русских на востоке, а то, что происходит на западе, его и не удивляет, и не особенно беспокоит. Он считает само собой разумеющимся, что, как только удастся консолидировать русский фронт, он сумеет с высвободившимися таким образом войсками и вновь сформированными дивизиями навести порядок на западе. Он в равной степени уверен, что его приказы увеличить запасы боепитания будут выполнены до последней запятой.»^[11]

Вечером 18 марта Шпеер представил Гитлеру памятную записку. «Полного крушения немецкой экономики, — писал Шпеер, — следует со всей определенностью ожидать в ближайшие четыре — восемь недель… После этого краха, продолжать войну военными средствами станет невозможно… Мы должны предпринять все, чтобы до конца сохранять, пусть даже самым примитивным образом, основу для существования нации… На этом этапе войны мы не имеем права производить разрушения, которые могут отразиться на жизни народа. Если враги хотят уничтожить нашу нацию, которая сражалась с непостижимой храбростью, тогда пусть этот исторический позор полностью ляжет на них. Наш долг — сохранить для нации любую возможность возрождения в отдаленном будущем…»^[12]

19 марта Гитлер дал всем военачальникам приказ, явившийся его «ответом» на памятную записку Шпеера. В этом приказе под кодовым наименованием «Нерон» говорилось: «Все военные сооружения, сооружения транспорта, связи, промышленности и снабжения, а также вещественные ценности на территории рейха, которые могут как-либо послужить врагу для продолжения его борьбы и которые он сможет немедленно или в обозримое время использовать для себя, надлежит разрушить.»^[13] Исполнение возлагалось на военных совместно с нацистскими гаулейтерами и комиссарами обороны. Директива заканчивалась словами: «Все распоряжения, противоречащие настоящему приказу, недействительны».^[14]

На вечернем совещании 21 марта Гитлер посоветовал Гудериану тоном, не допускающим возражений, взять отпуск и отправиться в какую-нибудь хорошую клинику полечиться в связи с непрекращающимися «жалобами на сердце». Гудериан, однако, не сразу последовал совету Гитлера, так как его предполагаемый преемник, генерал Кребс, еще не оправился от ранения.^[15]

В 02:30 ночи 24 марта в своей ставке в Берлине Гитлер созвал военный совет, чтобы решить, что же предпринять дальше.^[16]

27 марта Гудериан информировал Гитлера о ситуации с кюстринским плацдармом на совещании в имперской канцелярии. Выслушав Гудериана, Гитлер пришёл в ярость и обрушился на Буссе и его солдат с упрёками и бранью. Окончив бурно выражать свое неудовольствие, Гитлер приказал Гудериану явиться к нему 28 марта в 14.00 вместе с генералом Буссе для подробного отчёта о ходе сражения. Вечером 27 марта Гудериан направил Гитлеру письмо с детальным описанием подготовки и осуществления Кюстринской операции. Он представил Гитлеру точные данные относительно соотношения сил наступавших немецких частей и оборонявшихся советских войск, упомянув колоссальные германские потери в личном составе и технике. В заключение Гудериан в резких выражениях отверг как несправедливые обвинения Гитлера, выдвинутые против генерала Буссе на дневном совещании. 28 марта ровно в назначенное время Гудериан и Буссе прибыли в имперскую канцелярию. Холодно встретив вошедших генералов, Гитлер сразу предложил Буссе отчитаться. Но не успел тот открыть рот, как Гитлер набросился на него с упрёками сугубо личного характера, стал бранить последними словами всех участников битвы за плацдарм, рядовых и офицеров одинаково. Гудериан слово в слово повторил Гитлеру те же аргументы, которые он уже приводил накануне в письме. Он абсолютно не согласился с обвинениями Гитлера, касавшимися предполагаемых ошибок при подготовке и проведении операции. Гитлер, сидя в кресле, всё заметнее сутулился и бледнел. Но затем внезапно вскочил с места. Лицо покрылось красными пятнами, левая рука да и вся левая сторона тела затряслись сильнее, чем обычно. Потом из уст Гитлера хлынул поток упрёков и ругательств, окрашенных лютой ненавистью. При этом он уже имел в виду не сражение за Кюстринский плацдарм, а лично Гудериана, руководимый им Генеральный штаб и офицерский корпус вермахта в целом, возлагая на них вину за все неудачи последних месяцев. Гудериан со своей стороны тоже начал, теряя самообладание, приходить в ярость. Он напомнил о своих просьбах относительно дополнительной помощи людьми и техникой, в которых было безосновательно отказано, об упущениях самого Гитлера в стратегическом планировании; Гудериан говорил о ненужном и заранее обреченном на провал наступлении в Арденнах, об отказе спасти немецкую группировку в Курляндии и вывести оттуда окруженные 23 дивизии, о нежелании укрепить фронт на востоке за счет существенного ослабления Западного фронта и сконцентрировать достаточно войск перед прорывом в районе озера Балатон. Генерал Томале и ещё один офицер из присутствовавших старались разъединить Гудериана и Гитлера, а адъютант последнего осторожно, но настойчиво усаживал Гитлера в его кресло. Затем Гудериан вышел в приемную, чтобы переговорить с Кребсом, и вернулся в совещательную комнату уже опять полностью владеющим собой. Все сделали вид, будто ничего экстраординарного не произошло. Гитлер задал генералу Буссе несколько тривиальных вопросов, и тема Кюстринского плацдарма была на этом закрыта. Совещание продолжалось как обычно, однако в помещении сохранялась чрезвычайно напряженная и гнетущая атмосфера. Выступавшие высказывались сжато и кратко; почти никто не задавал вопросов. По окончании совещания Гитлер попросил Кейтеля и Гудериана задержаться.^[17]

28 марта Гитлер снял Гиммлера с поста командующего группы армий «Висла».^[18]

29 марта Гитлер после острых споров расстался с генерал-полковником Гудерианом.^[19]

30 марта Герхарду Больдту довелось вместе с генералом Кребсом присутствовать на очередном рабочем совещании у Гитлера. Доклад Кребса был в основном посвящён не санкционированному Гитлером прорыву около тысячи солдат и офицеров во главе с генерал-лейтенантом войск СС Рейнефартом их окружённой «крепости» Кюстрин. Главным же докладчиком в тот день был генерал Хейнрици, командующий группой армий «Висла», включавшей 3-ю танковую и 9-ю общевойсковую армии, то есть войска, которые должны были оборонять Берлин от ожидаемого наступления советских войск. Спокойно выслушав доводы Хейнрици, Гитлер потребовал у Кребса кое-какие карты и документы, относящиеся к району вокруг Франкфурта-на-Одере. Герхард Больдт живо отыскал среди вороха принесенных с собой бумаг то, что нужно, и передал Гитлеру, который молча стал их просматривать. Затем, опираясь на подлокотники кресла, Гитлер поднялся и стал громко и истерично цитировать важнейшие места из хорошо всем известного собственного приказа «о крепостях». Он кричал, что ни Генеральный штаб, ни генералы и никто из офицеров так и не поняли, да и не хотели понять, содержания и значения приказа, то ли из трусости, то ли из-за отсутствия должной преданности идеям национал-социализма. Взрыв негодования закончился так же внезапно, как и начался, и Гитлер, совершенно изможденный, опустился в кресло.^[20]

30 марта Гитлер заявил рейхсминистру пропаганды Геббельсу, что ни «Зепп» Дитрих, ни Хауссер не обладают полководческим талантом.^[21]

Отто Дитрих был отстранён Гитлером от дел 30 марта.^[22]

В конце марта Гитлер прислал Мильху обычное поздравление по случаю дня рождения.^[23]