Отношения США с Германией в 1940 году

Материал из Documentation.

В январе у Рузвельта, убежденного своими дипломатами в реальности победы Германии, рождаются идеи относительно возможности примирения противников. То, что вермахт пока не предпринимал активных действий, возбуждало у президента некоторые надежды. Президент понимал — и говорил, что шансы на достижение дипломатического успеха равны примерно «одному из тысячи» и для успешного осуществления задуманной операции по примирению необходима «помощь святого духа». Но все же Рузвельт, ненавидевший бездействие, стал склоняться к тому, что имеет смысл в данной конъюнктуре предпринять новые усилия. Видимо, слишком страшила президента перспектива остаться один на один с возглавляемой Германией Европой, оказаться изолированным в Западном полушарии.^[1]

Весной на госдепартамент и кабинет президента обрушилась лавина донесений из Парижа и Лондона, и общим их местом была просьба о помощи. Буллит, по совету французов, предложил американскому правительству продать, по меньшей мере, шесть миноносцев какой-нибудь из нейтральных стран Латинской Америки с тем, чтобы они были тотчас перепроданы Франции. Президент отверг этот план.^[2]

10 мая германская армия вторглась в Голландию и Бельгию. Вышедшие им навстречу французские силы, как и армии двух названных стран, были рассечены моторизованными частями вермахта и вскоре на севере оказались в отчаянном положении. Скорость продвижения немецких танковых дивизий потрясла всех, в том числе американских штабных генералов.^[3]

18 мая премьер-министр Франции Поль Рейно через министерство иностранных дел уведомил американского посла Буллита о своём намерении просить президента США добиться от конгресса объявления войны Германии. Запрашивалось мнение на этот счёт посла. Буллит обещал уведомить президента США немедленно, но считал подобную инициативу Рейно абсолютно бесполезной ввиду официального нейтралитета США, поддерживаемого изоляционистским конгрессом. В личной беседе вечером того же дня Рейно уже не ставил вопрос столь радикально. Он просил, чтобы Белый дом выступил с публичным заявлением о том, что поражение Франции и Великобритании затронет жизненно важные интересы США. Рейно считал, что при любых обстоятельствах такое заявление оказало бы сдерживающее воздействие на Италию. Буллит отметил малую вероятность подобной акции со стороны президента США, учитывая позицию конгресса и неподготовленность страны.^[4]

Французское правительство три дня (18-21 мая) напрасно ждало ответа. Буллит жаловался на трудности связи с Вашингтоном. Поздно вечером 21 мая Рузвельт по телефону сказал Буллиту, что позиция правительства США остаётся прежней и что замечания, высказанные Буллитом Рейно, правильно схватывают её суть.^[5]

29 мая Буллит передал следующий призыв Рейно: «Сейчас или никогда для Соединенных Штатов. Если вы можете послать ваш атлантический флот в Танжер и информировать Муссолини, что вы уведомляете его уже после посылки флота, он не осмелится напасть. В противном случае он нанесет удар и всего через несколько месяцев вы будете в одиночестве стоять перед лицом объединенного нападения Германии, Италии и Японии». Рузвельт ответил, что предложенное «абсолютно исключено», ибо это влечет за собой серьезный риск для флота, у которого не будет ни одного порта в Средиземном море.^[6]

В начале июня, когда стало ясно, что Германия побеждает на западе, США стали обсуждать варианты нового геополитического окружения, и Рузвельт со всей характерной для него энергией подверг критическому анализу изоляционистские идеи «одинокого острова в море, где господствует сила». Выступая в Вирджинском университете (город Шарлотсвилл), Рузвельт заявил, что подобное существование на «одиноком острове» было бы «кошмаром, подобным существованию в тюрьме, голоду и питанию через тюремную решетку торжествующими безжалостными хозяевами других континентов». Впервые, пожалуй, Рузвельт сказал без экивоков, что лишь победа союзников «над богами силы и ненависти» может предотвратить резкое ухудшение геостратегических позиций Америки. Рузвельт заявил в этом основанном Томасом Джефферсоном университете, что Америка будет следовать одновременно двумя курсами: с одной стороны, помогать Франции и Великобритании и, с другой стороны, наращивать собственную мощь.^[7]

17 июня, то есть в день прихода к власти во Франции Петэна и передачи через испанского посла предложения о перемирии с Германией, американский сенат принял резолюцию, в которой говорилось, что США никогда не признают переход любой территории Западного полушария от одной неамериканской страны к другой. Акция сенаторов, ещё вчера призывавших оставить европейские дела самим европейцам, не нуждалась в расшифровке: любое покушение на французские колонии в Америке будет рассматриваться как прямая угроза США. Берлин и Рим тотчас же были оповещены об этом акте американских законодателей.^[8]

21 июня в Компьене Гитлер вручил французским представителям германские условия перемирия. Оно вступило в силу 25 июня.^[9]

Победы Германии сместили баланс силы в опасном для США направлении. Надежда Рузвельта на долгий пат в Европе оказалась призрачной, теперь следовало искать государственный курс в гораздо более сложном мире. Вполне очевидно, что для Рузвельта столь скорое падение Франции было абсолютно неожиданным. Теперь Вашингтон не мог — как год назад — полагаться на то, что британо-французы и немцы взаимно уравновешивают друг друга. Гитлер бесспорно господствовал в западной части Европы. Поражение Великобритании казалось вероятным и, соответственно, угроза Америке — реальной.^[10]

Никто в той «странной войне» не мог предположить роковую слабость Франции. Напротив, её военный авторитет был чрезвычайно высок. Поэтому крах Франции в мае — июне имел такое шоковое воздействие на Вашингтон. 19 июля Конгресс вотировал $4 млрд на укрепление флота двух океанов, на строительство 18 авианосцев, 7 линкоров, 27 крейсеров, 115 эсминцев, 43 подводных лодок. Теперь военные и военно-морские штабы спешно пересматривали свои планы: прежде создание полномасштабного флота намечалось лишь на 1946 год — до этого времени США не намеревались иметь силы, большие, чем достаточные для господства в своем полушарии.^[11]

Германские власти «терпели» присутствие американского посольства в Париже до начала августа. 4 августа представитель германского посольства не без удовольствия (сообщается в телеграмме) заявил первому секретарю американского посольства Мейнарду Барнсу, что позиция американских дипломатов в Париже «несколько деликатна, так как, строго говоря, Париж отнюдь не место для иностранных дипломатов — им надлежало бы быть при французском правительстве в Виши».^[12]

15 сентября в Дакаре был открыт американский консулат. Консул Томас Вассон получил специальные инструкции следить за деятельностью немцев на этой выдвинутой к Бразилии оконечности Африки.^[13]

Американские действия не предотвратили подписания Японией трёхстороннего пакта с Германией и Италией 27 сентября. Все три подписавшие так называемый «стальной пакт» державы дали друг другу обещание взаимопомощи в случае, если кто-то будет атакован страной, в настоящее время не вовлеченной в европейский и японо-китайский конфликты. Было очевидно, что одна из главных целей этого договора — предотвратить помощь со стороны США Великобритании в войне с Германией в Европе и гарантировать Японии создание Великой Восточноазиатской сферы сопроцветания.^[14]

24 октября Петэн встретился с Гитлером в Монтуаре. В переговорах наряду с прочими обсуждался вопрос о военном потенциале США. Гитлер выразил уверенность, что США не могут создать достаточно эффективные силы ранее 1942 года. К этому времени Великобритания будет повержена, а «мысль об американской высадке на континенте в военном смысле является чистой иллюзией».^[15]

Откликом на переговоры в Монтуаре с американской стороны послужило личное письмо Рузвельта Петэну 25 октября: «Тот факт, что французское правительство находится под давлением, не может оправдать помощи Германии с французской стороны». Рузвельт напомнил об обещании не сдавать флот. Любое соглашение между Виши и Берлином «повредит традиционной дружбе». Рузвельт предупреждал, что сотрудничество, особенно при посредстве флота, лишит Францию: а) «помощи французскому народу в его несчастье»; б) помощи в «возвращении ее заморских владений».^[16]