Отношения СССР с Германией в 1930-х годах
Материал из Documentation.
Согласно условиям советско-германского протокола от июня 1931 г. о продлении действия Договора о нейтралитете и ненападении 1926 г. между СССР и Германией, германская сторона могла заявить о намерении его денонсировать после июня 1933 г. Но 5 мая 1933 г. Гитлер ясно заявил, что Договор и протокол 1931 года будут действовать и впредь. В мире это было расценено как признак стремления Берлина сохранять стабильные отношения с Москвой. Демонстрация дружелюбия к СССР происходила на фоне репрессий германских властей против коммунистов внутри Германии. Советское руководство следило за ситуацией, но воздерживалось от официальной критики. После того, как в 1932 г. в результате агрессии против Китая японские войска вышли непосредственно к сухопутным границам СССР, призрак войны с Японией не покидал Кремль. Страх оказаться в условиях войны на два фронта — против Японии в Азии и против Германии в Европе — заставлял Сталина быть крайне осторожным.[1]
Советский Союз, у которого было мало оснований сомневаться во враждебности Польши, однозначно расценил соглашение Польши с Германией от 26 января 1934 года как шаг, направленный против него. Впечатление от недавней демонстрации дружелюбия Берлина, заявившего о продлении советско-германского договора 1926 г., было перечёркнуто. В Москве стали размышлять о шансах формирования антисоветского польско-германского альянса. Не только советские, но и западные аналитики полагали, что возможной основой польско-германского компромисса может оказаться отказ Варшавы от раздражавшего Германию «польского коридора» в обмен на территориальные компенсации, которые Польша при поддержке Берлина могла бы получить за счёт украинских земель Советского Союза.[2]
17 марта 1938 года советское правительство, министром иностранных дел которого еще оставался М. М. Литвинов, веривший во взаимодействие с западными демократиями и поддерживавший соответствующие надежды Сталина, предложило созвать конференцию, чтобы обсудить меры по предотвращению дальнейшей германской агрессии. Чемберлен публично отверг это предложение в палате общин.[3]
После падения Чехословакии наркоминдел Литвинов предложил конференцию Франции, Великобритании, Польши, СССР, Румынии и Турции, которая бы обсудила, как остановить германскую экспансию.[4]
9 мая 1939 года посол Франции в Берлине Кулондр сообщил в Париж, что в Берлине циркулируют слухи о предложении, сделанном Германии СССР, о разделе Польши.[5]
3 августа 1939 г. Риббентроп передал советскому представителю в Берлине желание германской стороны урегулировать германо-советские отношения, заявив при этом, что «от Балтийского моря до Черного нет проблемы, которой нельзя было бы разрешить к взаимному удовлетворению». Он также намекнул, что неплохо было бы достигнуть взаимопонимания с СССР относительно судьбы Польши.[6]
12 августа 1939 года Москва согласилась принять германского представителя для политических переговоров.[7]
15 августа 1939 года посол Шуленбург передал Молотову, что Риббентроп готов вылететь в Москву. Молотов в ответ сказал, что визит должен привести к договоренностям, а не к обмену мнениями. В числе таких договоренностей Молотов назвал пакт о ненападении, сдерживание Германией Японии, совместные гарантии прибалтийским странам. Гитлер немедленно согласился на все.[8]
19 августа 1939 года Молотов получил от германской стороны сообщение, что Риббентроп, если его поездка в Москву состоится, будет уполномочен подписать специальный протокол, который должен урегулировать интересы обеих сторон в районе Балтийского моря, вопрос о Прибалтийских государствах и т. д.[9]
19 августа 1939 года Кремль согласился на приезд Риббентропа, но даты были указаны как 26 или 27 августа. Гитлер направил личное послание Сталину, в котором просил перенести сроки визита. Только после этого, насладившись своей новой значимостью, Сталин согласился принять Риббентропа 23 августа.[10]
20 августа 1939 года Гитлер направил Сталину телеграмму, в которой устранял все сомнения насчёт содержания возможного советско-германского протокола и настаивал на том, чтобы Риббентроп был принят в Москве 23 августа 1939 года. Телеграмма с грифом «сверхсрочно» была отправлена Риббентропом послу Шуленбургу с личным поручением Гитлера немедленно вручить ее Молотову для передачи Сталину в 18.45 20 августа 1939 г. и получена германским посольством в Москве в 0.45 21 августа 1939 г. В 10.15 21 августа 1939 г. Риббентроп дополнительно шлет Шуленбургу прибывшую в Москву в 14.30 того же дня телеграмму: «Прошу со всей энергией позаботиться о том, чтобы поездка состоялась. Дата — как в [предыдущей] телеграмме». Письмо Гитлера Шуленбург передал Молотову.[11]
Риббентроп прибыл в Москву 23 августа 1939 года на самолете.[12]
Вечером 23 августа 1939 года Риббентроп был в Кремле. Стороны подписали пакт о ненападении и секретный протокол к нему. Секретный протокол предусматривал, что в сфере влияния СССР оказывались Финляндия, Эстония и Латвия в Прибалтике, а также польская территория к востоку от рек Нарев-Вистула-Сан. Сталин также выразил свою заинтересованность в Бессарабии.[13]
В результате Сталин приобрёл право на сферы влияния, о восстановлении которых мечтал давно. Вернуться к границам Российской империи на 1913 год было одной из основных задач Сталина. Впоследствии территориальные приращения СССР, ставшие возможными с подписанием пакта Молотов-Риббентроп, в ходе второй мировой войны превратились в плацдарм для вассализации Восточной и Центральной Европы. Во-вторых, внешнеполитическая изоляция СССР была прорвана. Впервые после 1917 г. страна была признана равной в кругу великих европейских держав. СССР вышел в высший разряд европейской политики. В-третьих, на некоторое время страна оказывалась вне европейского военного конфликта. Другое дело, что Сталин переоценил длительность мирной передышки и не сумел в полной мере ею воспользоваться. Но то, что еще 22 месяца СССР будет находиться вне второй мировой войны, наращивая свой военный потенциал, было достижением.[14]
Договор о ненападении Германии с СССР от 23 августа 1939 года был ратифицирован Верховным Советом СССР 31 августа 1939 года.[15]
Продвижение германских войск до условной демаркационной линии, разделявшей оговоренные в протоколе сферы германских и советских интересов в Польше, подталкивало Сталина к немедленному осуществлению своих планов в отношении населенных белорусами и украинцами западных земель Польской Республики. Тем более, что германская сторона прямо и настойчиво приглашала СССР ввести войска в «советскую» зону влияния, чтобы блокировать сопротивление отступавших на ее территорию частей польской армии.[16]
16 сентября 1939 года Молотов сообщил, что Сталин примет германского посла «еще сегодня же ночью» и назовет ему «день и час советского наступления». При этом Молотов заявил: «Советское правительство в подлежащем публикации только им одним коммюнике обоснует свое решение, в частности, тем, что вследствие развала польского государства оно видит себя обязанным выступить на защиту своих украинских и белорусских братьев и дать этому несчастному населению возможность спокойно трудиться». Граф Шуленбург выразил удивление столь своеобразной формулировкой коммюнике. Ведь оно законно вызывает вопрос, от кого, собственно, следует защищать украинцев и белорусов, раз на польской территории находятся только германские и советские войска. К тому же в этой форме коммюнике создаст за границей впечатление, будто между Германией и Советским Союзом что-то не в порядке. Вопрос о коммюнике был решен только через два дня, после того как вмешался лично Сталин, и было предложено совместное коммюнике, с текстом которого согласились наконец обе стороны.[17]
17 сентября 1939 года в 2 часа ночи граф Шуленбург, германский военный атташе генерал Кёстринг и Густав Хильгер были приглашены к Сталину. Сталин объявил им, что в 6 часов утра Красная Армия перейдет советскую границу по всей линии от Полоцка до Каменец-Подольского, и просил их соответствующим образом известить об этом компетентные германские органы. Ошеломленный военный атташе попытался объяснить, что за те несколько часов, которые еще имеются в его распоряжении, своевременно поставить об этом в известность войска невозможно и потому неизбежны столкновения. Однако Ворошилов отклонил все возражения Кёстринга репликой, что немцы при их испытанном организационном таланте легко справятся и с этой ситуацией.[18]
Советские войска вступили на польскую территорию 17 сентября 1939 года.[19]
25 сентября 1939 года Сталин вновь вызвал к себе германского посла, чтобы заявить ему: при окончательном урегулировании польского вопроса следует избежать всего, что в будущем могло бы вызвать трения между Германией и Советским Союзом. Со словами, что если с этой точки зрения «сохранение самостоятельного остатка Польши кажется ошибочным», Сталин предложил внести в секретный дополнительный протокол следующее изменение предусмотренной ранее демаркационной линии: Литва должна быть включена в советскую сферу влияния, за что Германия может быть компенсирована расположенной между Вислой и Бугом польской территорией, которая охватывает Люблинское и Варшавское воеводства. В случае согласия Германии, добавил Сталин, Советский Союз немедленно приступил бы к решению проблем Прибалтийских государств в соответствии с соглашениями от 23 августа 1939 года и ожидает при этом безоговорочной поддержки со стороны германского правительства.[20]
27 сентября 1939 года в Москву прибыл министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп, а на следующий день был подписан Договор о дружбе и границах между СССР и Германией. Согласно секретному дополнительному протоколу к этому договору Литва была отнесена к сфере интересов Советского Союза, взамен чего СССР согласился на переход в зону германских интересов Люблинского и части Варшавского воеводств, ранее туда не входивших. Советский Союз так же изъявил готовность согласиться с исправлением в пользу Германии юго-западного участка линии тогдашней германо-литовской границы после того, «как только СССР примет специальные меры на литовской территории для защиты своих интересов». Одновременно Риббентроп и Молотов подписали от имени своих правительств совместное заявление, в котором ответственность за продолжение войны в Европе возлагалась на Великобританию и Францию, а СССР и Германия подтверждали интерес к взаимным консультациям в этой связи.[21]
Вечером 28 сентября 1939 года Молотов дал в честь Риббентропа банкет, на котором вместе со Сталиным присутствовали многие высокие советские руководители, такие как Микоян, Каганович, Ворошилов и Берия. Сталин был в весьма хорошем расположении духа, и Риббентроп позже не раз повторял: «Я чувствовал себя в Кремле так хорошо, словно находился среди старых национал-социалистических партайгеноссен». Общее настроение подогревалось тем, что по инициативе Сталина Молотов произносил множество тостов за здоровье присутствующих. Однако сам Сталин в тот вечер почти не пил.[22]
