Внешняя политика Германии во II тысячелетии
Материал из Documentation.
Бисмарк скептически относился к колониальной политике, опасаясь конфликта с Великобританией и Францией.
В 1881 году промышленниками Рейнланда и Вестфалии был основан Западногерманский союз колонизации и экспорта, а в 1882 году сформирован Колониальный союз, сумевший посредством умелой пропаганды вызвать у жителей страны интерес к колониальной политике, а у правительства и рейхстага — к колониальной аннексии. В немалой степени этому благоприятствовала международная обстановка.
Первая германская колония, Германская Юго-Западная Африка, возникла в 1884 г. на территории современной Намибии. За ними последовали: Того (современная республика Того и восточная часть современной Ганы) и Камерун, в 1885 г. — Германская Восточная Африка (на территории современных Танзании (без Занзибара), Бурунди, Руанды и небольшой части Мозамбика). В 1885 г. немецкий протекторат был установлен над Виту (северное побережье современной Кении). В Океании это были: Германская Новая Гвинея и Архипелаг Бисмарка (островная группа Маланезии, часть государства Папуа-Новая Гвинея), Маршалловы острова и Северные Соломоновы острова (1885). В последующие годы список немецких приобретений пополнили Науру (1888), Цзяо-Чжоу (Циндао, 1888), Марианские острова (кроме Гуама, 1899), Каролинские острова (1899), Самоа (1900).
В начале 1915 года на Западном фронте маневренный период войны сменился позиционным.
Версальский договор был подписан 26 июня 1919 года. Этот договор существенно подорвал на время военную мощь и экономику Германии. С одной стороны, договор был подписан Германией, а с другой — 26 странами, но без участия России. Особенно тяжелым последствием было то, что страны-победители наложили на Германию репарации (по Версальскому договору), которые должна была уплатить Германия, размером в 132 млрд золотых марок.[1]
В 1932 году план Юнга, а вместе с тем и репарации с Германии были отменены.[2]
Содержание |
[править] МИД Германии
Фон Нейрат стал министром иностранных дел Германии.[3]
[править] Зарубежные регионы
[править] Америка
[править] США
В 1924 году США выдвигают «План Дауэса». Его автор — руководитель международного комитета экспертов, американский банкир Чарлз Гейтс Дауэс. План включал в себя следующие направления:[4]
- США (и в некоторой степени Великобритания) предоставляли Германии кредиты для восстановления промышленности;
- полученные от восстановления промышленности доходы Германия должна была направлять на уплату репараций Великобритании и Франции;
- Франция и Великобритания, получив репарационные платежи, оплачивали ими военные долги США;
- объем ежегодных выплат Германии репарационных платежей сокращался, он устанавливался в размере 1-1,75 млрд золотых марок.
В 1929 г. план Дауэса был заменен «Планом Юнга» — «50-летним планом репараций» (назван по имени Оуэна Юнга, президента правления «Дженерал электрик», возглавлявшего разработку плана). В соответствии с ним общий объем репараций значительно сокращался (до 114 млрд золотых марок) и сужалось число источников, из которых выплачивались репарации.[5]
В 1930 г. GM стало 100-процентным владельцем фирмы «Адам Опель АГ», предприятие стало филиалом GM.[6]
8 декабря 1941 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Поздний ночной звонок Риббентропа: он в восторге от нападения Японии на Америку».[7]
[править] Европа
Мощный экономический рывок Германии позволил Бисмарку в 1870–1880-е годы бороться за гегемонию Германии в Европе. Этим обусловлены курс на милитаризацию страны, создание постоянной военной угрозы, особенно Франции, а также попытки создания прогерманских военно-политических блоков.
В ноябре 1876 года Бисмарк заметил в одном секретном документе: «Предоставим Англии, а также, возможно, Австрии самим для себя таскать каштаны из огня. Незачем нам брать на себя заботы других держав, — у нас и своих достаточно.»[8]
Образование Тройственного союза (Германия, Австро-Венгрия, Италия) произошло в 1882 году.[9]
Рассчитывая добиться сближения с Великобританией, в 1890 году Каприви отказался продлить «Договор перестраховки» 1887 года с Россией и подписал договор с Лондоном об обмене острова Занзибар на остров Гельголанд. Эти действия не способствовали созданию герм.-брит. союза, однако негативно сказались на рос.-герм. отношениях.[10]
С начала XX века в Европе создалась тревожная политическая атмосфера, вызванная неослабевавшей, несмотря ни на какие временные соглашения, напряжённостью старой вражды между Германией и Францией и новым фактом морского соперничества между Великобританией и Германией.[11]
[править] Австро-Венгрия
Бисмарк добился заключения австро-германского договора 1879 года, а затем создания Тройственного союза 1882 года (Германия, Австро-Венгрия, Италия).[12]
[править] Великобритания
Германия и Великобритания были противниками в Первой и Второй мировых войнах.
[править] Венгрия
18 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Он [глава МИД Венгрии Иштван Чаки] говорит, что венгерский народ ненавидит немцев в пропорции 95 процентов. Сам регент, говоря о них, назвал их „разбойниками и шутами“, а госпожа Хорти заявила, что тоже взяла бы в руки оружие, если бы дело дошло до борьбы с немцами.»[13]
9 сентября 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Виллани сообщает, что немцы запросили свободное использование железной дороги Касса, чтобы напасть на Польшу с обратной стороны. Это требование, пока без каких-либо угроз, было высказано Риббентропом по телефону сегодня в 4 часа пополудни в адрес [главы МИД Венгрии] Чаки, сказав, что первые войска должны пройти через неё завтра в 12 часов дня. Венгры не хотят удовлетворять это требование: они понимают, что это прелюдия к практической оккупации страны. И они правы. По возвращении из Зальцбурга я указал дуче на то, что немцы используют по отношению к Венгрии тот же язык, что и по отношению к Польше шестью месяцами ранее: querelles d’Allemands.»[14]
[править] Испания
После поражения в войне с США Испания в 1898 году уступила Каролинские острова Германии, ранее заявлявшей претензии на них.[15]
[править] Италия
«Стальной пакт» был подписан 22 мая 1939 года министром иностранных дел Германии Иоахимом Риббентропом и главой МИД Италии Галеаццо Чиано в Берлине.[16]
9 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Дуче очень хочет, чтобы я с документами в руках доказал немцам, что начинать войну сейчас было бы безумием. Наша подготовка не такова, чтобы мы считали победу несомненной. Шансы 50 на 50: по крайней мере, так оценивает их Дуче. Через три года, с другой стороны, шансы будут равны восьмидесяти процентам.»[17]
11 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Риббентроп уклоняется от ответа, когда я спрашиваю о деталях дальнейших действий Германии. Его мучает совесть: слишком много раз он лгал о намерениях Германии в отношении Польши, чтобы не испытывать дискомфорта от того, что он должен мне сказать и что он собирается сделать. Воля к борьбе непримирима. Он отвергает любое решение, которое принесёт Германии удовлетворение и позволит избежать борьбы. Я уверен, что даже если бы немцам дали больше, чем они просили, они всё равно напали бы, потому что их охватил демон разрушения. Наш разговор иногда приобретает драматический оттенок. Я без колебаний излагаю свои мысли в самой жёсткой форме. Но это ничуть его не шокирует. Я понимаю, как мало мы стоим в глазах немцев. Атмосфера холодная. Холод между мной и ним отражается и на последующих действиях. За обедом мы не обмениваемся ни словом. Мы не доверяем друг другу. Но у меня, по крайней мере, чистая совесть. А у него — нет.»[18]
13 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Я возвращаюсь в Рим с отвращением к Германии, её лидерам, их образу действий. Они обманывали и лгали нам. И сегодня они собираются втянуть нас в авантюру, которой мы не хотели и которая может поставить под угрозу режим и страну. Итальянский народ содрогнётся от ужаса, узнав об агрессии против Польши, и, если что, захочет взяться за оружие против немцев. Я не знаю, желать ли Италии победы или германского поражения. В любом случае, учитывая позицию Германии, я считаю, что наши руки свободны, и предлагаю действовать соответствующим образом, то есть заявить, что мы не намерены участвовать в конфликте, которого не хотели и не провоцировали. Дуче реагирует по-разному. Сначала он соглашается со мной. Затем он говорит, что честь обязывает его идти с Германией. Наконец, он заявляет, что хочет получить свою долю трофеев в Хорватии и Далмации.»[19]
14 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Я нахожу Муссолини задумчивым. Я не колеблясь возбуждаю в нем любую антигерманскую реакцию и всеми средствами. Я рассказываю ему о его пошатнувшемся престиже и о его ничтожном положении второго сорта. И прежде всего я передаю ему документы, доказывающие недобросовестность германцев в польском вопросе. Союз [скорее всего, имеется ввиду Стальной пакт от 22 мая 1939 года] был заключён на условиях, от которых они теперь отказываются: они — предатели, и мы должны без колебаний предать их. <…> Мне придется вести жесткую игру, чтобы привлечь его [Муссолини] на свою сторону. Но я буду уверен, что окажу ему и стране большую услугу. Тем временем я скажу Стараче, чтобы он не скрывал от дуче истинное состояние умов в стране: явно антигерманское. Завтра я также подействую в этом смысле на начальника полиции. Он должен знать, что итальянский народ не хочет воевать с Германией, давать ей ту власть, с которой она однажды будет ему угрожать. Теперь я уже не сомневаюсь в немцах: завтра наступит очередь Венгрии, потом наша. Мы должны действовать сейчас, пока ещё есть время.»[20]
15 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Дуче, который сначала отказывался отделить свою свободу действий от свободы действий Германии, сегодня, после изучения представленных мною документов и наших переговоров, пришёл к выводу, что маршировать с Германией с завязанными глазами невозможно. Однако он делает одну оговорку: он хочет подготовиться к разъединению, но сделать это так, чтобы не разорвать грубо отношения с Берлином. Ведь, по его мнению, демократии всё ещё могут — хотя и с трудом — отделиться друг от друга. В таком случае нам не выгодно конфликтовать с Германией, поскольку мы тоже должны получить свою долю трофеев. Поэтому мы должны найти решение, которое позволит: а) если демократии нападут, то „почётно“ отделиться от немцев; б) если демократии навалятся, то воспользоваться возможностью раз и навсегда свести счеты с Белградом. Для этого, как ни для чего другого, удобнее всего изложить зальцбургские выводы в письменном виде. Это документ, который, в зависимости от обстоятельств, мы можем вынуть или оставить похороненным в архивах. Но даже Дуче все больше убеждается в том, что демократии будут бороться <…>. На этот раз речь идёт о войне. И мы не можем её начать, потому что наши условия не позволяют нам этого сделать». Беседа с ним длилась шесть часов, и я говорил с жестокой откровенностью."[21]
18 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Утром разговор с дуче с его обычным колебанием чувств. Он всё ещё считает возможным, что демократии не пойдут на войну и что Германия может дешево заключить выгодную сделку, из которой он не хочет исключать себя. Затем он опасается гнева Гитлера. Он думает, что денонсация [Стального] пакта — или что-то подобное — может побудить Гитлера отказаться от польского вопроса и свести счёты с Италией. Всё это заставляет его нервничать и беспокоиться.»[22]
20 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Дуче в моё отсутствие пошел на попятную. Он хочет во что бы то ни стало встать на сторону Германии в конфликте, который теперь неизбежен. И он хочет вечером отправить — через Аттолико — сообщение об этом немцам. <…> Трёхсторонний разговор, Муссолини, я, Аттолико. Дуче настроен решительно: он приводит такой аргумент: слишком поздно оставлять немцев на произвол судьбы. Если бы это произошло, мировая пресса заявила бы, что Италия труслива, что она не готова, что она отступила перед лицом призрака войны. Я пытаюсь полемизировать, но сегодня это тщетная попытка.»[23]
21 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Сегодня я высказался ясно: я сжег все патроны, которые у меня были. Когда я вошел в комнату, Муссолини подтвердил свое решение идти в поход с немцами. „Вы, дуче, не можете и не должны этого делать. Преданность, с которой я служил вам в политике Оси, даёт мне право говорить с вами откровенно. Я отправился в Зальцбург, чтобы выработать общую линию: я столкнулся с диктатом. Немцы — не мы — предали союз, поэтому мы должны были быть партнёрами, а не слугами. Разорвите [Стальной] пакт, бросьте его в лицо Гитлеру, и Европа признает в вас естественного лидера антигерманского крестового похода. Вы хотите, чтобы я поехал в Зальцбург? Что ж, я поеду и смогу поговорить с немцами как следует. Гитлер не заставит меня потушить сигарету, как он это сделал с Шушнигом.“ Эти и другие вещи я рассказал ему. Он был очень потрясён и одобрил моё предложение. <…> Новый разговор с дуче. Он одобряет документ, который я подготовил для обсуждения с Риббентропом, и мы устанавливаем четыре пункта относительно возможных вариантов развития событий. На мой взгляд, три из них не имеют значения, а один является основополагающим: мы не будем вмешиваться, если конфликт будет спровоцирован нападением на Польшу.»[24]
28 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Дуче теперь совершенно спокоен, как всегда бывает после того, как он принял решение. Он не хочет произносить слово „нейтралитет“, но именно в это состояние он определённо вошёл. Он даже начинает надеяться, что борьба других будет тяжёлой, долгой и кровавой: он видит в этом возможность больших преимуществ для нас.»[25]
1 сентября 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «В 15:00 Совет министров. Дуче говорит короткую речь. Затем выступаю я, в явно антигерманском тоне. Итальянская программа невмешательства, уже разработанная утром Дуче и мной, одобрена. Впечатления у всех очень хорошие. Даже те министры, как Стараче и Альфьери, которые играли в поджигателей войны, обнимают меня и говорят, что я оказал большую услугу стране.»[26]
13 сентября 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Страна [Италия] была и остаётся в корне антигерманской. Германофилов можно пересчитать по пальцам. И они являются объектом презрения.»[27]
8 июня 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Дуче с тревогой следит за судьбой продолжающейся битвы [во Франции] и доволен сопротивлением французов, потому что „наконец-то немцы измотаны и не придут к концу войны слишком свежими и сильными“.»[28]
9 июня 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Сегодня утром дуче обиделся на немцев в связи с телефонным перехватом, в результате которого выяснилось, что Риббентроп утверждает, что у него есть текст речи Муссолини. „Он как всегда хамски самодоволен“, — сказал он. „Я не его слуга и никогда им не стану“.»[29]
[править] Польша
31 августа 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Аттолико телеграфирует в 9 часов, что положение отчаянное и что, если не произойдёт ничего нового, через несколько часов начнется война».[30]
1 сентября 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Приходят <…> первые известия о победах, уже одержанных немцами. Поляки повсюду отступают: я не верю, что их сопротивление может быть долгим.»[31]
3 сентября 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Продвижение Германии в Польше ошеломляет».[32]
6 сентября 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Сегодня пал Краков, и немецкие генералы почтили память Пилсудского на его могиле. Дуче считает, что этот изящный жест никогда не был бы сделан кайзеровской Германией.»[33]
[править] Франция
Итоги франко-прусской войны 1870—1871 гг. превратили Германию и Францию в непримиримых противников на длительный исторический период. Общественно-политическая жизнь Франции более сорока лет протекала под знаком реванша, возвращения утраченных территорий (Эльзаса и Восточной Лотарингии).[34]
Несколько раз, особенно в 1875 и 1887 годах, казалось, что новая война между Германией и Францией, грозящая перерасти в общеевропейскую, неизбежна.[35]
«Военная тревога» 1887 года была вызвана главным образом внутриполитическими событиями во Франции.[36]
Вечером 3 августа 1914 года посол Германии Вильгельм Шен вручает французскому правительству ноту с объявлением войны. Этому предшествовал отказ французской стороны на требование Германии заявить о нейтралитете. В германской ноте содержится обвинение Франции в нарушении нейтралитета Бельгии и мнимых полетах французской авиации над территорией Германии.[37]
Крепость и город Верден. 1916 год. Город штурмовала германская армия. Без окружения. «Сражение на истощение». Крепость устояла, германские войска лишились сотен тысяч лучших своих солдат и огромного количества военной техники. Восстановить потерянное так и не удалось до конца войны. После поражения в этом сражении шансов на полную победу над Антантой у Германии объективно больше не было.[38]
В 1923 году франко-бельгийские войска оккупировали Рурскую область, дававшую 90 % угля и 50 % металла Германии.[39]
Франция пригласила Германию участвовать во Всемирной выставке 1937 года.[40]
3 сентября 1939 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Ночью меня разбудили в министерстве, потому что Бонне спросил у [посла Италии во Франции] Гуарильи, нельзя ли добиться хотя бы символического вывода немецких войск из Польши. <…> Я отклоняю это предложение, даже не поставив в известность дуче. Но это доказывает, что Франция идёт на большое испытание без энтузиазма и в полной неопределенности. Такой народ, как французы, героический в своей защите, не любит умирать, защищая незнакомые земли и слишком далёкие народы.»[41]
10 мая 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «О ходе сражения прямых новостей нет, но по комплексу признаков кажется, что дела у немцев идут очень хорошо».[42]
15 мая 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Новость о прорыве Мажино в Седане вызвала большое волнение. Однако это новость, которая не убеждает меня полностью, и я считаю опасным искусно раздувать информацию второстепенной важности.»[43]
17 мая 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «С французского фронта поступают новости об ошеломляющем наступлении германцев. Сан-Квентин взят, и оттуда исходит прямая угроза Парижу. Подтверждений из французских источников всё ещё нет, как и подробностей о масштабах прорыва линий фронта. Однако все говорит о том, что дело обстоит очень серьёзно.»[44]
18 мая 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Новости о ходе войны становятся всё более благоприятными для немцев. Брюссель пал, Антверпен разрушен, колонны повозок движутся через Францию до Суассона, за ними — похоже — следует немецкая пехота.»[45]
20 мая 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Военные новости продолжают быть очень благоприятными для немцев. Они взяли в плен генерала Жиро и его штаб. Франсуа Понсе несколько дней назад говорил о нём как о большой французской надежде и прочил его в преемники Гамелена.»[46]
7 июня 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «На французском фронте продолжается ожесточённая борьба. Хотя французы вынуждены отступать на многих участках фронта, признаков настоящего прорыва всё ещё нет.»[47]
8 июня 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Сражение продолжается. Новые немецкие успехи, но говорить о прорыве фронта пока нельзя. Сопротивление французов становится упорным, упрямым, героическим.»[48]
9 июня 1940 года Галеаццо Чиано писал в своём дневнике: «Быстрое немецкое наступление, похоже, определило судьбу битвы».[49]
[править] Чехословакия
В марте 1939 года Германия осуществила полную оккупацию Чехословакии, объявив над ней протекторат.[50]
[править] Турция
В апреле 1939 года Франц фон Папен назначен герм. послом в Турции. Добился подписания 18.6.1940 герм.-тур. договора о дружбе, всячески противодействовал вступлению Турции в войну на стороне антигитлеровской коалиции.[51]
