Русские в Центральной Азии и Закавказье

Материал из Documentation.

«Парад суверенитетов», прошедший в бывших советских республиках в начале 1990-х годов, поставил практически все из них перед необходимостью самоидентификации. Формально республики СССР всегда были независимыми (это подтверждалось всеми Конституциями СССР), реально же никто никогда всерьёз не думал о том, что эти страны могут отделиться, поэтому к новой ситуации не были готовы ни титульные нации, ни «новые» национальные меньшинства. Государственная идеология Советского Союза, ставившая во главу угла интернациональные ценности и во многом нивелировавшая ценности национальные, привела к слабо выраженному осознанию своей этнической, а также культурной и конфессиональной принадлежности большинством народов (русский философ И. А. Ильин назвал этот процесс «национальным обезличиванием»). Именно исчезнувший «вдруг» Советский Союз, бывший «адресом» каждого гражданина СССР, олицетворял для большинства советских граждан Родину par exellence. Нельзя забывать и о том, что семя советского интернационализма упало на весьма благодатную почву. Было бы в корне неверным преувеличивать ценность национальных феноменов и до революции: вплоть до XIX века этническая идентичность не играла такой роли, какую играли сословные, религиозные, региональные и династические признаки. Да и в первой половине XIX века во многих случаях на первом месте находилась политическая лояльность и сословная принадлежность, а не этнические и даже не религиозные характеристики. Конечно, подобное «притупление» национальной идентичности у титульных наций стоит дифференцировать. Очевидно, что применительно к исследуемым регионам оно было в большей степени характерно для Центральной Азии, чем для Закавказья.

Однако значительно большую роль данный фактор сыграл в самоидентификации мигрантов: прибывшие, например, в Казахстан на «освоение целинных и залежных земель» русские, украинцы, белорусы не чувствовали себя гостями в чужой стране. Родина была у всех одна — Советский Союз. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и попытки повсеместно проводившейся русификации (где-то более удачно, где-то менее), но и здесь государственная идеология не была направлена на экспорт прежде всего русской культуры, а, скорее, на формирование единой общности — советского народа, родным языком которого стал бы русский. И когда эта Родина вдруг исчезла, миллионы советских граждан оказались в сложнейшей ситуации. Как, например, могли идентифицировать себя те же украинцы, выросшие в Казахстане, говорящие на русском и, в общем-то, ориентированные в большей степени на русскую культуру, чем на украинскую или на казахскую, но при этом никогда не жившие ни в России, ни на Украине? Кроме того, в сложнейшей ситуации оказались семьи, возникшие в результате «смешанных браков». А таких людей на момент распада Советского Союза было ни много ни мало 50 млн человек. Поэтому поистине тот «культурный шок», который пережило нетитульное население бывших советских республик, вряд ли сравним с «культурным шоком», который переживают «обычные» эмигранты. Вместе с «исчезнувшей» родиной пропала и привычная основа для идентичности, что значительно осложняет процесс образования русскоязычной диаспоры. Именно эта проблема — на какую родину должны ориентироваться «неэмигрировавшие эмигранты» — долгое время оставалась (и остается?) главной и препятствовала складыванию консолидированной диаспоры на постсоветском пространстве. Первыми оправились национальные элиты. По верному определению А. И. Солженицына, имперские амбиции России сменились имперскими амбициями некоторых независимых государств: практически везде (за исключением, пожалуй, России и Белоруссии) был выбран жесткий «национальный сценарий» самоопределения. В странах СНГ начался процесс вытеснения русских, а также всех не принадлежащих к титульной нации с ключевых постов в государственных учреждениях. Началось наступление на «засилье» русского языка: стали закрываться русские школы, прекратилось или существенно снизилось вещание российских телеканалов, уменьшилось число российских газет и журналов. И хотя теоретически такое давление может послужить катализатором сплочения этнокультурного меньшинства, на практике все выходило наоборот: русскоязычные нетитульные этносы не имели возможности ни сплотиться, чтобы сформулировать и отстаивать свои интересы, ни выстраивать стратегию взаимоотношений с Россией или страной проживания. Это во многом можно объяснить естественной на тот момент (исходя из вышеуказанных причин) разобщенностью русского и, тем более, русскоязычного населения, обусловленной дифференциацией самой диаспоры. Проблема самоидентификации нетитульных наций на постсоветском пространстве осложнялась и осложняется неоднородностью представителей этих наций. Подобно «волнам» эмиграции русского зарубежья, русскоязычное население Закавказья и Центральной Азии было весьма и весьма разным. Данная дифференцированность ощущалась еще в дореволюционную эпоху, не говоря уже о советском времени, когда внутренняя миграция также осуществлялась несколькими волнами, причем причины переселения зачастую были настолько различными, что не оставляли шансов на формирование единой этнокультурной идентичности. Миграции населения в Советском Союзе были связаны с сельскохозяйственным и промышленным развитием. Особенно массовые миграции в СССР происходили в 1950—1970-е гг., когда ведущееся в то время в национальных республиках крупномасштабное промышленное строительство, освоение целинных и залежных земель, разведка и добыча полезных ископаемых, строительство ГЭС и АЭС и другие масштабные проекты требовали интеллектуального и трудового потенциала, которого не хватало на местах. Особенно активно в это время мигрировали русские из Российской Федерации, причем до конца 1970-х гг. отток населения из РСФСР намного превосходил приток: в России стабильно существовало отрицательное сальдо миграций, которое за период с 1959 по 1978 год превысило 4 млн человек. «Нетрадиционный» способ образования диаспоры на постсоветском пространстве усугубил кризис идентичности нетитульных наций. Ставшие нежелательными иммигрантами в большинстве бывших союзных республик, представители нетитульных наций переживали постоянное психологическое давление, приведшее к «синдрому навязчивой этничности». Так определили специалисты, исследовавшие психологические особенности аккультурации русских в ближнем зарубежье, состояние многих наших соотечественников. Этот синдром означает то, что «этническая принадлежность человека против его собственной воли и желания становится чересчур значимой характеристикой его бытия и сознания, начинает определять его место в обществе, комплекс прав и обязанностей» и т. д. По способу образования (не)складывающаяся русскоязычная диаспора в странах СНГ также представляет собой весьма сложный феномен, не принадлежащий в чистом виде ни к первому, ни ко второму виду (см. выше), что значительно замедляет процесс формирования полноценной общины и выработки стратегии взаимоотношений с Россией и странами проживания. Русскоязычная диаспора в Закавказье и Центральной Азии не является ни иммиграционной в том смысле, в каком таковой была, например, диаспора дальнего зарубежья, ни диаспорой коренного населения, образовавшейся в результате перекраивания государственных границ. Уникальность русскоязычной «диаспоры поневоле» заключается в том, что большинство «непереселявшихся переселенцев» оказались в местах проживания в результате внутренних миграций их предков сначала в Российской империи, а потом в Советском Союзе. При этом они никогда не ощущали себя на положении национального меньшинства. Более того, в некоторых районах Украины и в Крыму, а также в ряде областей Казахстана русские появились раньше, чем народы, которые теперь именуются там титульными нациями. Ввиду сложности и необычности ситуации многие «непереселявшиеся переселенцы» отказывались и отказываются признавать себя «диаспорой» (в первую очередь это касается, как уже отмечалось, русских в Крыму, в восточных областях Украины, а также в восточных и северных областях Казахстана). Положение русскоязычного населения усугублялось также затяжным экономическим кризисом, охватившим практически все республики бывшего СССР. Именно притеснения со стороны титульной нации, неуверенность в завтрашнем дне, а также надежда на «лучшую жизнь» на исторической родине стали основными причинами массового выезда русскоязычного населения из республик бывшего СССР. По минимальным оценкам, за период с 1992 по 2000 год прибыло около 10 млн человек (включая беженцев и официально незарегистрированных граждан). Отсутствие у России долгосрочной стратегии взаимодействия с соотечественниками за рубежом «Цивилизованный развод», каким по общему признанию оказалось образование СНГ, также не слишком способствовал процессу самоидентификации русскоязычной диаспоры. Попытка сохранить не только политические, экономические, но и культурные взаимосвязи между странами СНГ (прежде всего, конечно, между Россией и странами ЦАР) привела к возникновению атмосферы некоторой успокоенности, снижавшей эффект пережитого культурного шока: на смену исчезнувшей Родины как бы приходила другая, сохраняя преемственность идентичности. Однако с течением времени большинство «непереселявшихся эмигрантов» стало ориентироваться не на аморфное СНГ, а на Россию, которая в одночасье стала культурной родиной не только для 25 млн этнических русских, проживавших на момент распада СССР вне границ Российской Федерации, но и для большинства из 5 млн граждан других национальностей. Но Россия, в свою очередь, оказалась не способной не только проводить эффективную политику по поддержанию соотечественников в ближнем зарубежье, но зачастую и по приему их на своей территории. Отсутствие поддержки извне вкупе с внутренним давлением значительно осложняло возможности формирования полноценной сильной диаспоры в странах Закавказья и Центральной Азии.

[править] Закавказье

В отличие от культур Центральной Азии, с которыми столкнулась Россия в XIX веке, закавказские народы представляли собой древние высокоразвитые культуры, преимущественно христианские (армяне, грузины), причем более древние, чем русская. Тем не менее, эти народы переживали в XVIII—XIX вв. далеко не лучшие времена. А нахождение их под иранским и османским господством позволило России, перенявшей от Запада европоцентристское чувство превосходства над Востоком, относиться к Закавказью как к «Азии», которая нуждалась в «окультуривании». История взаимоотношений России с Закавказьем в дореволюционный период была довольно многообразной, напряженной, неоднозначной, переживала различные этапы, в которых более мягкое отношение сменялось жестким и наоборот. Именно поэтому отношение коренного населения к факту присоединения к России, которое действительно было добровольным, оставалось двойственным: народы Закавказья всегда могли указать на то, что они не получили от России все то, на что рассчитывали. Так, примером восторжествовавшей при Николае I линии на полную интеграцию Закавказья в русскую культуру может служить отрывок из постановления Государственного Совета от 1833 года, согласно которому Закавказье следовало «…связать с Россией гражданскими и политическими узами, заставить жителей тамошних говорить, мыслить и чувствовать по-русски». Конечно, такой подход был не по душе грузинам и армянам, которые ждали от России не только военной защиты, но и, как справедливо замечает немецкий исследователь А.Каппелер, полной политической, религиозной3 и культурной автономии. Однако было бы в равной степени наивным, на мой взгляд, полагать, что государственные интересы России полностью совпадали с интересами закавказских народов, или оценивать действия российских властей с точки зрения современной либеральной концепции прав человека. Россия четко руководствовалась своими внешнеполитическими и экономическими интересами, вела себя подобно большинству колониальных держав того времени. Даже в периоды, когда Россия не стремилась полностью культурно интегрировать Закавказье, оно все же рассматривалась, по словам Воронцова, «самым красивым, самым ярким парчовым узором на пяльцах российской вышивки». Русские в Закавказье стали появляться сразу после присоединения региона к России в конце XVIII — начале XIX века. В 1897 г. число русских составляло 4,5 %5, прежде всего это были военные, занятые в управленческом аппарате, а также большое число инженеров и рабочих, приехавших главным образом в Азербайджан во время нефтяного бакинского бума в конце XIX века. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и переселения привлеченных благоприятными природными условиями крестьян из южных губерний России, а также бежавших от преследований властей сектантов-молокан, духоборцев (духоборов), пятидесятников. В советский период миграция в Закавказье из России и других республик бывшего СССР была традиционно экономической, связанной с индустриальным строительством. Отъезд из Закавказья начался еще в советское время, когда стала меняться и ситуация в целом по стране. В 1970-е гг. сальдо миграций уже было положительным для России, во многом — за счет возвращения русских и представителей других нетитульных народов именно из республик Закавказья. Отток русскоязычного населения из Закавказья был связан с разными причинами (в том числе с конкуренцией на рынках труда), однако уже к концу 1980-х гг. можно выделить две основные: во-первых, обострение межнациональных отношений, которое, хотя и не затрагивало напрямую русское население (карабахский, грузино-осетинский и грузино-абхазский конфликты), но, тем не менее, создавало общую напряженность в регионе; во-вторых, ухудшение, вследствие общей нестабильности, экономического положения населения. С этого же времени и по этим же причинам неуклонно снижается доля русских и других приезжих в населении республик Закавказья. Согласно переписи 1989 г., доля русского населения составляла в Азербайджане — 5,6 %, Армении — 1,6 %, Грузии — около 8 %.

Какую картину мы имеем сегодня? Население современного Азербайджана составляет 7,5 млн человек. Доля русских — около 2 % (по разным оценкам, 120—160 тыс. этнических русских, при этом 32 тыс. из них оформили российское гражданство). В Азербайджане также проживают лезгины, аварцы, курды, татары, грузины. Хотя многие их них владеют русским языком, назвать из русскоязычной диаспорой нельзя, так как они по большей части не ориентированы на Россию. Поэтому применительно к Азербайджану небольшая русскоязычная диаспора является этнически однородной — русской. Надо отметить, что из всех республик Закавказья в Азербайджане русская община в наименьшей степени подвергалась притеснению и в наибольшей степени сохранила сегодня свои позиции. В республике действуют следующие организации русской диаспоры3: Республиканская общественная организация «Русская община Азербайджанской республики» (более 70 тыс. членов), организация имеет 28 отделений, среди которых филиал в Москве, 10 филиалов в районах г. Баку, а также во всех крупных городах; Республиканская организация «Центр культуры славян Азербайджана» насчитывает около 21 тыс. человек; Республиканская организация «Землячество казаков в Азербайджане», в которую входит 1500 человек, центр организации находится в Баку, филиалы — в Гяндже и Сумгаите; Республиканское общество солидарности народов Азербайджана «Содружество» (более 6, по некоторым данным — 10, тысяч членов). К сожалению, весьма сложно точно сказать, что реально стоит за этими цифрами, насколько влиятельны данные организации в политическом, экономическом и культурном плане. Хотя можно предположить, что их влияние невелико. Это справедливо для всех диаспоральных организаций Закавказья. В Азербайджане также действуют различные общества диаспор народов России (татар, аварцев, лезгин и др.), которые могут быть отнесены к русскоязычной диаспоре, в силу их ориентированности на Россию. На русском языке издается около 20 журналов и 30 газет. В полном объеме вещают ОРТ, РТР и НТВ (на 2000 год). Вместе с тем, согласно конституции государственным языком является азербайджанский. Русский язык не имеет никакого официального статуса. Большинство русских, проживающих в Азербайджане, в той или иной мере относит себя к Русской Православной Церкви. Прихожанами Православной Церкви в Азербайджане кроме того являются украинцы, белорусы, греки, грузины, молдаване, а также отдельные представители коренной национальности. В начале 1990-х гг. в результате начавшейся массовой миграции из страны выехали многие православные христиане, в том числе и священнослужители, большинство приходов пришло в упадок. Однако с течением времени процесс разрушения православных приходов был остановлен, а 28 декабря 1998 г. решением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и Священного Синода Русской Православной Церкви Бакинско-Прикаспийская епархия была восстановлена. В состав возрожденной епархии вошли православные приходы на территориях Азербайджанской Республики, Республики Дагестан и Чеченской Республики. Сейчас в Азербайджане существует 6 православных приходов (три в Баку и по одному в Гяндже, Хачмасе и Сумгаите), на которых проводит служение 14 священнослужителей и 5 диаконов (по состоянию на май 2001 г.). Епархия старается поддерживать конструктивные отношения с гражданскими властями, представители Церкви принимают участие в ряде государственных мероприятий, что, безусловно, способствует положительному решению ряда проблем церковной жизни гражданскими властями. В советское время Армения являлась самой мононациональной из республик СССР: 91 % населения составляли армяне. Соответственно, русская община в Армении традиционно была небольшой. В постсоветское время наибольший отток русскоязычного населения из Армении наблюдался в 1992—1993 гг., после принятия закона о государственном языке, когда на армянский язык было переведено делопроизводство, в результате чего многие специалисты лишились работы. Тогда же были закрыты русские группы по многим специальностям в высших и средних специальных учебных заведениях, что свело возможность получения образования на русском языке практически к нулю. Подобная политика армянского правительства серьезно сказалась на возможности формирования консолидированной диаспоры: социально активная часть населения покинула страну, в которой у нее исчезли шансы сохранения своей культуры и своего языка. Тем не менее, на территории современной Армении действует ряд диаспоральных организаций, среди которых можно выделить следующие: Республиканская общественная благотворительная организация «Россия», насчитывающая примерно 15 тыс. членов (русские — 85 %) и имеющая филиалы в 23 городах и селах компактного проживания русских на территории Армении; свыше 5 тыс. человек (50 % — русские) насчитывает республиканская организация Общество русской культуры «ОДА», в которую входят русскоязычные армяне, в том числе значительное число беженцев из Азербайджана, а также курды и ассирийцы; Международный центр русской культуры «Гармония», насчитывающий 300 членов, объединяет в основном русскоязычную интеллигенцию; Русский общественный союз молодежи Армении объединяет молодежь в возрасте от 15 до 35 лет, желающую активно содействовать консолидации молодежи Армении и России, возрождению и сохранению русских традиций и населения, решению проблем русской и русскоязычной молодежи (данных о численности нет). В республике также действуют фонд помощи и содействия российским соотечественникам, Объединение «Славянский дом». Что касается русскоязычных СМИ, то по ним практически нет данных. Численность этнических русских в современной Грузии составляет, по разным оценкам, от 170 до 200 тыс. человек (около 4,5 % населения). В стране действуют Русское культурно-просветительское общество (более 16 тыс. членов), Гуманитарно-благотворительная общественная организация русского и русскоязычного населения Республики Грузия «Надежда» (более 10 тыс. членов, филиал на территории Воронежской области), Союз «Славянский дом», Русская община Абхазии «Славянский Дом», Общественно-благотворительная ассоциация русских Аджарии «Дружба» (14 тыс. человек) и некоторые другие. В республике выходят следующие русскоязычные издания: газета «Казак Грузии», газета Минобороны РФ «Закавказские военные ведомости». На русском языке издается также целый ряд общенациональных газет.

[править] Центральная Азия

Особенностью русскоязычного населения в ЦАР так же, как и в Закавказье, является его многослойность. Впервые массовые переселения русских стали происходить после присоединения азиатских территорий к России. Первоначально в Казахстане, например, заселялись строящиеся военно-стратегические объекты (пикеты, редуты, поселения, станицы и т. д.), то есть происходила так называемая «военно-казачья» колонизация. С середины XIX в. в Казахстан потянулось русское крестьянство, в 1890-е гг. его поток усилился, а после столыпинских аграрных реформ 1906—1910 гг. превратился в мощную миграционную «лавину» русско-украинского крестьянства. Значительно стимулировала приток русскоязычного населения в Азию отмена крепостного права. Политика царского правительства, с одной стороны, была направлена на сохранение статус-кво в присоединенных территориях. С другой, дифференциация статуса оседлых жителей и кочевников (полноправными гражданами могли считаться только первые) неизбежно приводила к вытеснению коренного населения, занимавшегося кочевым скотоводством, с привычных мест обитания. Что касается миграций советского периода, то к традиционным экономическим причинам в Средней Азии и Казахстане прибавились политические: одна из крупнейших волн переселения в Советское время приходится на период Второй мировой войны, когда массовой депортации подверглись целые этносы. Перед войной в Среднюю Азию из дальневосточной приграничной области были вывезены корейцы, а в 1941 г. — немцы — в Среднюю Азию и Казахстан. В 1943—1944 гг. к этим народам прибавились калмыки, балкарцы, ингуши, карачаевцы, чеченцы, крымские татары, а также месхетинцы. Всего в Азию было в принудительном порядке депортировано около 2 млн человек. Нельзя забывать и об эвакуации в Казахстан и Среднюю Азию во время Великой Отечественной войны (хотя многие из эвакуированных вернулись после войны домой). В дальнейшем значительная миграция связана с освоением целины, когда только в Казахстан прибыли около 640 тыс. человек. В целом миграционная ситуация напоминает по динамике ситуацию со странами Закавказья: миграция из других республик (прежде всего, России) в ЦАР продолжалась вплоть до конца 1960-х гг., однако с 1970-х гг. доля приезжих начинает неуклонно снижаться. По данным переписи 1989 г. доля русских в Казахстане составляла 38 %, Киргизии — 22 %, Туркмении — 10 %, Узбекистане и Таджикистане — около 8 %. Массовая эмиграция из стран ЦАР начинается после распада СССР. Существуют полярные объяснения этого факта: представители официальной власти центрально-азиатских республик, равно как и подконтрольные им СМИ, нередко пытаются объяснить отъезд русскоязычного населения исключительно или прежде всего экономическими причинами. А некоторые руководители, например, Нурсултан Назарбаев, любят приводить цифры вернувшихся в Казахстан русских, явно пытаясь указать на то, что если с экономикой Казахстана и не все в порядке, то, по крайней мере, она ничуть не хуже российской, не говоря уже об отношении к русским. Конечно, было бы бессмысленно сбрасывать со счетов экономическую обусловленность эмиграции из Казахстана и других стран ЦАР. Однако было бы в равной степени ошибочно полагать, что только экономические причины являются императивом отъезда. При этом неверно сваливать всю вину только на позицию правительств: возникший после распада СССР мировоззренческий хаос, вызвавший кризис идентичности, также стал для многих причиной отъезда. И все-таки начавшаяся на местах политика вытеснения русских, русского языка и русской культуры не позволяла оставаться и, тем более, создавать полноценные диаспоральные общности. На этническом характере миграции настаивает, например, один из ведущих отечественных специалистов в данном вопросе С. А. Панарин: «Постсоветская миграция из Центральной Азии русских и примыкающих к русским русифицированных меньшинств представляет собой специфический способ поиска этнокультурной безопасности и должна поэтому считаться этнической миграцией по преимуществу». Подобной позиции придерживается и старший научный сотрудник лаборатории миграции Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Г. С. Витковская, которая указывает на то, что и в притоке в Россию, и в оттоке из стран Центральной Азии абсолютное большинство составляют русские: «Например, в оттоке из Казахстана в 1995 году доля славян составила 80 %, в том числе 69 % русских и 9 % украинцев (при их доле в населении Казахстана соответственно 35 % и 5 %), тогда как удельный вес казахов среди эмигрантов достиг лишь 5 % (при доле в населении 46 %)». Похожая картина наблюдается и в других центрально-азиатских странах. Кстати сказать, этнический характер миграции признают не только российские эксперты и политики. Например, бывший первый заместитель министра иностранных дел Киргизии Алибек Джекшенкулов (ныне постоянный представитель Киргизии при ОБСЕ) относит к числу факторов, носящих дезинтегрирующий характер и мешающих процессу сближения России и Центральной Азии, и некоторые тенденции в этно-национальной политике стран ЦАР: «Очевидно, что попытки создания „этнически чистых“ государств, в том числе путем проведения национально ориентированной кадровой политики, социально-бытового и морального ущемления „пришлых“, чреваты серьезными межнациональными осложнениями. А в настоящее время это является серьезной причиной миграционных настроений среди этнических русских и других нетитульных наций». Конечно, вышеприведенная статистика позволяет усомниться в доминировании экономических факторов в процессе оттока русскоязычного населения из региона. Однако она не является и однозначным свидетельством обратного: среди отъезжающих русские преобладают еще и потому, что казахам сложнее адаптироваться к жизни в России — это вполне закономерно и объяснимо. Таким образом, сегодня можно говорить о том, что мотивировка отъезда из стран ЦАР многофакторна. В ней, безусловно, присутствуют как экономические, так и иные мотивы: этнические, соображения безопасности и проч. В целом же, диаспоральные перспективы в ЦАР для России более оптимистичны, чем в Закавказье. Во-первых, регион является одним из приоритетных направлений российской внешней политики в области взаимодействия со странами ближнего зарубежья. Во-вторых, в Центральной Азии находится пять из двенадцати государств-членов СНГ, при этом три из них (Казахстан, Киргизия и Таджикистан) наиболее активно выступают за развитие интеграционных процессов на постсоветском пространстве. В-третьих, численность русскоязычного населения и его доля в населении стран ЦАР значительно превышает аналогичные показатели по Закавказью. В-четвертых, русский язык в ЦАР играет бoльшую роль и используется более широко, чем в Закавказье. Наконец, в-пятых, общая ориентированность отдельных стран (в первую очередь, Казахстана и Киргизии) на русскую культуру в значительной степени выше, чем в Закавказье (что, кстати сказать, вполне закономерно, так как интеллектуальная традиция азиатских стран складывалась во многом под влиянием русской культуры, и «освободиться» из-под этого влияния пока не удалось). На сегодняшний день Казахстан, наряду с Киргизией и Таджикистаном, наиболее ориентирован на Россию и в большой степени демонстрирует заинтересованность в интеграционных процессах в СНГ. Президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву, автору и распространителю идеи Евразийского союза, явно импонирует роль, которую всегда играла России, — роль связующего звена между Востоком и Западом. Сегодня в Казахстане проживает 14,8 млн человек. Среди центрально-азиатских стран это самое многонациональное государство. 4,48 млн человек составляют этнические русские (30,27 %), из них 21 тыс. человек имеют российское гражданство. Вполне очевидно, что такая количественная основа для русскоязычной диаспоры весьма существенна. В республике действуют около 20 различных общественных объединений, среди которых наиболее активными являются республиканские Ассоциация русских, славянских и казачьих объединений в Казахстане, Республиканское славянское движение «Лад» (около 20 тыс. членов), издающее одноименную газету, Русская община Казахстана (ядро активистов — 1,5 тыс. человек), Русский союз Республики Казахстан. Существует также несколько областных и несколько городских общественных объединений русскоязычного населения. На территории Казахстана расположены три епархии Русской Православной Церкви (Астанайская, Уральская и Чимкентская). Астанайская (бывшая Алма-Атинская2) епархия насчитывает 103 прихода и 7 монастырей. Интересно конфессиональное соотношение в Казахстане: 47 % — мусульмане, 44 % — православные, 2 % — протестанты, 7 % — другие. Если учесть при этом, что в Казахстане проживает лишь 30 % этнических русских, 4 % — украинцев, 13 % — представителей других национальностей, среди которых не только православные, очевидно, что диаспоральные перспективы в Казахстане носят этнорелигиозный характер. Среди действующих в республике общественных объединений два православных — Международный православный благотворительный фонд «Веди» (7 коллективных членов и более 150 индивидуальных), выпускающий одноименную газету4, и Православное благотворительное общество развития образования и культуры в Республике Казахстан «Светоч». Многие передачи телевидения и радио ведутся на русском языке. Кроме того, на местной базе издаются известные российские издания, выходят в эфир программы российского телевидения и отдельные радиостанции. При этом объем вещания, например, телеканала ОРТ существенно ниже, чем в России. Современная Киргизия, пожалуй, в наибольшей степени ориентирована на Россию, нацелена на поддержание интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Подобная пророссийская ориентация вполне очевидно является частью общей стратегии на интеграцию: на центрально-азиатском уровне (член Центрально-азиатского союза, 1994 г.), на постсоветском пространстве (участник Таможенного союза и Договора о коллективной безопасности) и в мире (Киргизия первой из стран ЦАР вступила в ВТО). Эксперты склонны объяснять такую позицию во многом тем, что Киргизия — самое бедное государство Центральной Азии с точки зрения ресурсного обеспечения, а следовательно, наиболее зависимое от западных кредитов, которые составляют существенную часть государственных доходов. Из 4,8 млн человек, проживающих в Киргизии, более 700 тыс. составляют этнические русские (14 %), 65 % — киргизы, 14 % — узбеки, 8 % — представители других национальностей. Русскоязычная диаспора, так же как и в Азербайджане, практически моноэтнична. В стране действует ряд общественных организаций русскоязычного населения, среди которых Славянский фонд в Киргизии (более 50 тыс. членов), Казачий культурно-экономический центр в Киргизии (общая численность членов составляет, по данным руководства, около 15 тыс. казаков), Республиканская ассоциация этнических россиян Киргизии «Согласие» (в структуре ассоциации насчитываются две областные организации этнических россиян и около 20 коллективных членов; руководство считает, что в их организации не менее 16 тыс. членов) и другие. На рынке СМИ ведущее положение занимают российские издания: число столичных газет на русском языке превышает число газет на киргизском языке (при этом нельзя не заметить, что имеются также столичные издания на английском языке). Важно отметить, что Киргизия — единственная республика в ЦАР, в которой русский язык обладает статусом официального языка (с 2001 г.). В конфессиональном плане картина Киргизии такова: 75 % — мусульмане, 20 % — православные (около 40 приходов РПЦ), 5 % — представители других религий. С точки зрения государственной жизнеспособности Таджикистан наиболее уязвимое государство Центральной Азии. Население Таджикистана сегодня составляет приблизительно 6,1 млн человек. Из них 67 % составляют таджики, 25 % — узбеки, 2 % — русские (около 60 тыс. этнических русских), 6 % — представители других национальностей. В республике действуют следующие общественные организации русскоязычного населения: Русская община Республики Таджикистан (около 50 тыс. членов), выпускающая ежемесячно небольшим тиражом газету «Община» (с помощью редакции газеты 201-й мотострелковой дивизии «Общая Россия»), Республиканская общественная организация «Российские соотечественники», Республиканское общественное объединение «Славянский Союз», в ряде городов действуют русские общины и русские культурные центры. Русскоязычная пресса популярна и превосходит по тиражам прессу на таджикском языке (соответственно, 65 тыс. и 45 тыс. экземпляров). Конфессиональный состав: мусульмане-сунниты — 80 %, мусульмане-шииты — 5 %, 15 % — представители других религий. Всерьез говорить о радужных перспективах русскоязычной диаспоры в стране, где под вопросом находится существование государства, просто не приходится. Основная масса организованного русскоязычного населения — это российские солдаты. Именно данный фактор — проблема безопасности — делает Таджикистан самой ориентированной на Россию страной, однако этот же фактор низводит российское присутствие в стране до военного. В контексте исследуемой проблемы это означает, что говорить о диаспоральных перспективах не приходится, так как пребывающий в Таджикистане военный контингент по целому ряду причин не может быть отнесен к диаспоре. Население современной Туркмении — 4,6 млн человек. Из них — 200 тыс. этнических русских (12 %), 72 % — туркмены, 9 % — узбеки, 7 % — представители других национальностей. Несмотря на довольно высокий процент русского населения, Туркмения — наименее ориентированное на интеграцию в СНГ государство Центрально-азиатского региона. Туркменбаши занимает последовательную позицию неприсоединения к любым формам экономического и культурного сотрудничества с Россией. Политическое правление характеризуется авторитарностью и культом личности президента. Установка на нейтралитет (статус позитивного нейтралитета Туркменистана признан ООН) и активно негативная интеграционная политика правительства обеспечиваются экономическим базисом — большими запасами газа и запасами нефти. Вполне очевидно, что в таких условиях существование и деятельность диаспоральных объединений не будет поощряться. И хотя в Туркмении действуют русскоязычные общественные организации (Туркменское общество культурных связей с Россией, Центр культурных связей Туркменистан — Россия), они весьма малочисленны и не авторитетны даже по сравнению с объединениями диаспоры в других странах региона. На русском языке выходит одно издание — «Нейтральный Туркменистан» (16 тыс. экз., учредитель — лично президент Туркмении). Публикации на русском языке в других газетах запрещены. Конфессиональный состав современного Туркменистана таков: 89 % — мусульмане, 9 % — православные, 2 % — другие. На сегодняшний день Узбекистан — самое сильное государство в ЦАР с самым большим населением (25,2 млн человек — 2000 г.). В республике проживает около 1,36 млн этнических русских (6 %); всего в республике 80 % населения составляют узбеки, 5 % — таджики, 3 % — казахи, 6 % — представители других этнических групп. Таким образом, после Таджикистана, в Узбекистане проживает меньше всего русских, то есть количественная основа для образования диаспоры весьма невелика. Узбекистан менее других стран ЦАР (за исключением Туркменистана) ориентирован на Россию. Причины этого лежат как в большей экономической и политической независимости государства от России, так и менее значительной — по сравнению с Казахстаном или Киргизией — доле русскоязычного населения. В Узбекистане действует общественная организация Русский культурный центр Республики Узбекистан. По русскоязычной прессе в республике нет данных3, что само по себе уже весьма показательно. Конфессиональный ландшафт в Узбекистане определяют мусульмане (88 %), за ними следуют православные 9 % (однако не все они принадлежат РПЦ). 3 % составляют представители других конфессий. Подводя итоги, можно согласиться с правильностью сформулированного в начале настоящей статьи предположения и констатировать, что русскоязычная диаспора в Закавказье и Центральной Азии находится в затянувшемся процессе становления. Диаспоральные перспективы в Закавказье невелики. В наиболее выгодном и стабильном положении находятся русские в Азербайджане, где одной из главных консолидирующих сил является Русская Православная Церковь. Основные факторы, мешающие образованию русскоязычной диаспоры в современном Закавказье, это, во-первых, нестабильная экономическая и политическая ситуация, во-вторых, многослойность русскоязычного населения и его разобщенность, в-третьих, отсутствие ориентации на Россию у политических элит. Конечно, сама по себе ориентация политической элиты страны проживания на страну происхождения еще не способствует формированию консолидированной диаспоры. Напротив, отсутствие данной ориентации в отдельных случаях может послужить сплочению диаспоры. Однако в случае с постсоветским пространством проводимая национальными правительствами политика становится деструктивным фактором препятствующим консолидации русскоязычной диаспоры. Кроме того, нельзя не отметить в целом низкую сплоченность русскоязычного населения. В данной работе уже отмечалось «приглушенное чувство национальной идентичности», характерное для истории России и Советского Союза. Необходимо отметить, что в советское время в наибольшей степени это было присуще русским (например, в Советской армии русские, а также славянские землячества — неформальные объединения — были традиционно наименее сплоченными). Инерция советского времени сохранилась до сих пор. Это справедливо в равной степени для русскоязычного населения и Закавказья, и Центральной Азии. Оценивая происходящие в последние годы в ЦАР события, можно говорить о положительных сдвигах в социальной и экономической сферах. По мнению ряда специалистов, «в целом положение в регионе опровергает прогнозы апокалиптического толка, которые регулярно выдвигались в начале 1990-х гг. Отход от централизованной системы жизнеобеспечения населения, сохранение основ демократического правления, прекращение гражданской войны в Таджикистане являются существенными позитивными моментами с точки зрения современного положения и перспектив развития ситуации в Центральной Азии». Вместе с тем, все это не создает автоматически благоприятных условий для формирования полноценной русскоязычной диаспоры. Если говорить о внутригосударственных факторах, положительно влияющих на функционирование диаспоры, то таковыми являются демократическое устройство государства и ориентация страны проживания на страну происхождения. В ЦАР пока не приходится говорить о полноценно функционирующих демократических режимах (наиболее перспективны в этом плане те же Киргизия и Казахстан). Что же касается ориентации на Россию, то здесь необходимо учитывать тот факт, что Россия давно уже не является актором № 1 в Центральной Азии и по ряду объективных причин не может быть таковым: отсутствие соответствующего экономического и военно-политического потенциала. В разыгрывание центрально-азиатской карты сегодня активно вовлечены и США, и Турция и, конечно, Китай. Соответственно, ориентация на Россию для элит стран ЦАР не является сегодня ни единственной, ни приоритетной. В дальнейшем данная ситуация для России может стать еще хуже. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и такой немаловажный фактор, как постепенный «уход со сцены» русского языка, хотя в ближайшей перспективе этого не произойдет. Сегодня наибольший процент владеющих русским языком в странах ЦАР приходится на 30-40-летних. Именно это поколение в ближайшем будущем будет контролировать политику и бизнес. Однако уже для следующего поколения политических и бизнес-элит русский язык и русская культура не будут играть такой роли. Резюмируя вышесказанное, можно говорить о том, что на сегодняшний день наиболее благоприятными странами для формирования и существования русскозычной диаспоры являются Киргизия и Казахстан. Вопервых, политические элиты этих стран настроены пророссийски (хотя и не исключительно пророссийски) и поддерживают основные интеграционные инициативы в рамках СНГ, во-вторых, доля русскоязычного населения здесь весьма существенна и, несмотря на продолжающийся отток, сохранится в ближайшее время, в-третьих, русский язык признан языком официального общения (в Киргизии — вторым государственным языком), а культуры этих стран в значительной степени интегрированы в русскую культуру. Вместе с тем, перспективы русскоязычного населения ограничены, во-первых, невключенностью его в традиционную социально-этническую структуру общества, которая по-прежнему чрезвычайно жизнеспособна (например, в Казахстане, считающемся из всех центрально-азиатских государств наиболее модернизованной страной, клановые ценности /клановая лояльность/ значимы в настоящее время для 95 % казахов1 /хороша модернизация!/), во-вторых, значительной разобщенностью русскоязычного населения, в-третьих, социальной пассивностью русскоязычного населения (дело в том, что значительная часть социальноактивного населения уже уехала из стран ЦАР, оставшееся старшее поколение меньше склонно к образованию общин — формальных и неформальных), в-четвертых, как уже отмечалось, отсутствием у правящих элит ориентации на Россию как на доминирующего актора и на интеграцию внутри СНГ как на приоритетное интеграционное направление. Таким образом, отсутствие на сегодняшний день заметной активности диаспоральных объединений, политика правительства, продолжающийся отток населения — все это позволяет говорить о том, что сложная, неоднозначная ситуация, характеризующаяся большой неопределенностью, в ближайшие годы сохранится. Теоретически благоприятные диаспоральные перспективы — с точки зрения отношения правительства титульного государства — существуют в Таджикистане, однако нестабильность внутренней и внешней ситуации вряд ли способна стать стимулом для организации диаспоры. Очевидно, что русскоязычное население продолжит покидать страну прежде всего по соображениям безопасности. Россия, исходя из интересов собственной национальной безопасности, сохранит свое присутствие в регионе, однако, скорее всего, контакты ограничатся военно-политической сферой. Что касается Узбекистана и Туркменистана, то здесь также не приходится говорить о перспективах формирования полноценной русскоязычной диаспоры, о чем убедительно свидетельствует и политика правительств, и приведенная выше статистика по общественным организациям. Ощущение психологической подавленности русскоязычного населения (о чем уже говорилось выше) также по-прежнему препятствует образованию и функционированию сильной диаспоры. Подобная депрессия носит массовый характер и сказывается на демографических показателях. Вообще, общей чертой для обоих исследуемых регионов является то, что, несколько оправившись после пережитого «культурного шока», русскоязычное нетитульное население стало готовиться к отъезду. Как бы парадоксально это ни звучало, но русское и русскоязычное население менее ориентированных на Россию республик Балтии и даже Украины в чем-то находится в более выгодном положении с точки зрения формирования там полноценной диаспоры. Конечно, этническое давление там не менее ощутимо, но эти страны намного ближе России в культурном плане. Кроме того, лучшая экономическая ситуация снимает экономический стимул эмиграции. С другой стороны, на Украине и в странах Балтии для определенной части русскоязычного населения велика возможность полной ассимиляции, и здесь, как представляется, многое зависит от позиции российского правительства. Потеря российской диаспоры на Украине и в странах Балтии представляется стратегически неверным шагом. Вопрос в том, достанет ли у России сил исправить положение. Отдельно необходимо сказать о роли Русской Православной Церкви и о диаспоральных перспективах в этой связи. Во-первых, после распада Союза церковные границы перестали совпадать с государственными. В сложившейся ситуации самым выгодным (за исключением, пожалуй, Белоруссии) оказалось положение РПЦ в странах ЦАР и Азербайджане, где нет таких проблем, которые переживают православные на Украине, в странах Балтии или в Грузии. На сегодняшний день РПЦ официально зарегистрирована в странах ЦАР и проводит политику взаимодействия с правительствами этих стран. Наиболее активную миссионерскую позицию занимают представители РПЦ в Казахстане, где даже предпринимаются попытки переводить службу на казахский язык, тогда как в Киргизии Церковь традиционно ориентируется на славянское население. И хотя «миссионерская» позиция в Казахстане, на первый взгляд, мало способствует оживлению диаспоральных перспектив, но, по сути, volens-nolens является способом сохранения русской традиции уже по самому факту принадлежности общин к РПЦ. В заключение — несколько слов о политике российского правительства по отношению к соотечественникам за рубежом. На сегодняшний день это один из самых болезненных вопросов. «Нет у вас родины, нет вам изгнания» — этим грустным эпиграфом из Лермонтова начиналась посвященная политике России в отношении диаспоры статья С. Л. Агаева и Ю. С. Оганисьяна в первом номере журнала «Полис» за 1998 год. Подводя итоги семилетней политики России в этой области, авторы констатировали ее декларативность, непродуманность и неэффективность. Центральной проблемой является вопрос о том, кого считать соотечественниками. Вряд ли этнический критерий здесь будет уместен. Если исходить из логики определения нами рабочего понятия диаспоры, то соотечественниками следует признать всех тех, кто ориентирован на Россию в культурном и политическом плане. Подобное определение было сформулировано еще в 1995 г. при подготовке первого Съезда российских соотечественников, проведенного в Государственной Думе Комитетом по делам СНГ и связям с соотечественниками: «Российскими соотечественниками признаются все лица, кто считает себя таковыми и кто относится к народам и народностям, не обретшим нигде, кроме как в РФ, своего национально-государственного самоопределения».

Основные вехи государственной политики таковы. В 1994 г. в Государственной Думе РФ создается Комитет по делам СНГ и связям с соотечественниками за рубежом. В том же году президентом РФ утверждаются «Основные направления государственной политики РФ в отношении соотечественников, проживающих за рубежом». В июле 1995 г. собирается Учредительный Съезд представителей русских общин, центров и организаций из стран ближнего зарубежья. На съезде присутствовало 500 делегатов. Был избран Консультативный Совет соотечественников при Государственной Думе, принята Декларация, объявлявшая Российскую Федерацию «метрополией всех этнороссиян» и призывавшая власти России взять на себя обязательство поддержки и покровительства зарубежным соотечественникам. При этом de facto взаимодействие с русскоязычной диаспорой в ближнем зарубежье сводилось главным образом к гуманитарной помощи и к приглашениям на переподготовку в Россию преподавателей русского языка. Забота государства в то время главным образом сосредотачивалась на проблемах мигрантов и беженцев из стран СНГ. Что касается оказания помощи соотечественникам, проживавшим в ближнем зарубежье, то здесь дело ограничивалось указами, заявлениями и обращениями в адрес правительств и парламентов этих стран. Примечательно, что ни на одной из встреч на высшем уровне руководство РФ не поднимало вопроса о положении с правами русского населения в этих странах. Уместно вспомнить также и наших радикальных демократов, которые боялись «соотечественников» как потенциальных сторонников «красно-коричневых»; поэтому сама проблема диаспоры активно поднималась, в основном, оппозицией, в том числе и оппозиционной — в 1995 г. — Думой. Что изменилось с того времени? Пока сложно делать однозначные выводы. Определенные сдвиги произошли на уровне принятия государственных решений. В мае 1999 г. принят Закон «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом». На сегодняшний день в этой области действует 18 долгосрочных целевых программ, а в рамках СНГ на двухсторонней основе — более 100 соглашений, которые регулируют правоотношения в сфере, культуры, образования, пенсионного обеспечения, а также социально-трудовой сфере. Особенностью современного этапа является то, что наряду с федеральными органами государственной власти проблемами соотечественников активнее стали заниматься регионы. Однако наиболее эффективно с представителями диаспоры сегодня работают сотрудники российских посольств, которые лучше федеральных чиновников знают ситуацию на местах, понимают специфику положения соотечественников и оказывают им посильную помощь. Вместе с тем, сложности остаются все те же: слабо разработанная правовая база и нежелание чиновников (как российских, так и стран СНГ) заниматься проблемами русскоязычного населения. Как отмечали представители русскоязычных общественных организаций в странах СНГ на Конгрессе соотечественников, основная проблема даже не столько в декоративности или несовершенстве уже существующих законов, а в низком профессионализме и нежелании бюрократии применять положения этих законов на практике. Прошедший 11-12 октября 2001 г. в Москве Конгресс соотечественников стал одним из центральных событий в жизни российской диаспоры (примечательно, что на Конгресс прибыло 200 представителей соотечественников из дальнего зарубежья и четыреста из ближнего). Конгресс в полной мере продемонстрировал все болевые точки, связанные как с положением русскоязычного населения в странах СНГ и Балтии, так и с политикой правительства России. По свидетельству делегатов Конгресса, русскоязычное население продолжает испытывать на себе все последствия проводимой правительствами стран СНГ и Балтии политики национального строительства. Проявления бытовой ксенофобии, непрекращающаяся кадровая дискриминация, ограниченные возможности получения образования на русском языке, произвол местных властей — все это реалии сегодняшнего дня. Страны Закавказья и ЦАР не являются исключением из этого правила. В этой связи необходимо ответить еще на один вопрос, который уже звучал — в несколько иной форме — в начале настоящей статьи: а какова должна быть в современном мире политика государства по отношению к соотечественникам за рубежом, нормальным или аномальным является сегодня существование диаспоры. Мировой опыт свидетельствует о необходимости полномасштабной работы с диаспоральными объединениями, которые могут играть существенную роль в экономических, политических и культурных взаимоотношениях между странами. Процесс глобализации, в который сегодня активно вовлечено человечество, предельно актуализирует данную проблему. Существование консолидированной русскоязычной диаспоры на постсоветском пространстве, безусловно, могло бы стать важным фактором, определяющим российскую внешнюю политику. Российское руководство на современном этапе декларирует приоритетность данного направления внешней политики государства. Однако говорить о серьезных изменениях и полномасштабных сдвигах пока не приходится. Весьма символичной в связи с этим является встреча президента России Владимира Путина в Астане с представителями русскоязычного населения во время его визита в Казахстан. Это была первая и пока единственная встреча руководителя российского государства с представителями диаспоры. И хотя подобный символизм несколько обнадеживает, он не снимает ни существующих проблем, ни пессимистических прогнозов. На современном этапе чрезвычайно важно, чтобы был отлажен механизм взаимодействия с соотечественниками. Основную сложность здесь будет представлять именно тот факт, что в силу затянувшегося процесса образования диаспоры, который, в свою очередь, является следствием болезненного поиска идентичности, какой бы то ни было шаблонный подход невозможен. Основой взаимодействия с диаспорой должен стать дифференцированный подход, так как «цветущая сложность» ситуации наличествует не только в разных странах, но и внутри одной страны (например, положение в северной и южной частях Киргизии). Кроме того, дифференциация необходима и вследствие разного юридического статуса представителей диаспоры. В Закавказье и Центральной Азии речь идет, прежде всего, о соотечественниках, принявших российское гражданство, и тех, кто является гражданами страны проживания. Принятие закона о гражданстве, который, по общим оценкам, существенно ограничит возможности возвращения соотечественников в Россию, должно стать дополнительным стимулом к выработке реальных, работающих механизмов взаимодействия с диаспорой. Эффективная, целенаправленная работа с диаспорой чрезвычайно важна, так как она является лакмусовой бумажкой отношения государства к людям в целом.

[править] Ссылки

• Южный фланг СНГ. Центральная Азия-Каспий-Кавказ: возможности и вызовы для России: Монография // ИНО-Центр, 2003