Закон о государственном предприятии
Материал из Documentation.
Закон о государственном предприятии (объединении) — закон, принятый Верховным Советом СССР 30 июня 1987 года и введённый в действие с 1 января 1988 года.[1]
Закон радикально увеличил степень независимости предприятий и, соответственно, столь же сильно уменьшил контроль государства над экономическими процессами. Кроме того, закон серьёзно ограничил административные возможности руководства предприятий по отношению к работникам, резко усилив при этом влияние трудовых коллективов на принятие экономических решений (распределение доходов предприятия, назначение менеджмента и т. д.).[2]
Принятие этого закона было очень серьёзной и, возможно, решающей макроэкономической ошибкой, допущенной властями СССР в период Перестройки. Значительная утрата госконтроля над предприятиями для плановой советской экономики имела разрушительные последствия. Под давлением трудовых коллективов многие предприятия стали тратить свою прибыль не столько на развитие производства, сколько на повышение зарплаты своих работников. С одной стороны, это привело к резкому увеличению темпов роста доходов населения, которые намного превзошли темпы роста выпуска потребительских благ. И как следствие, товарный рынок разбалансировалcя в ещё большей мере, чем раньше. С другой стороны, началось быстрое сокращение инвестиций. А вслед за этим последовал и экономический спад в стране.[3][4][5]
Содержание |
[править] Предыстория
В известной триаде, определяющей право собственности как право владеть, распоряжаться и пользоваться, первый элемент был наиболее консервативным в советской экономике. Государство реализовывало его в полной мере вплоть до 1988 года, назначая и сменяя высших руководителей предприятий. Права распоряжаться и пользоваться частично делегировались, причём соответствующие механизмы заметно эволюционировали.[6]
В период до Великой Отечественной войны выполнение распоряжений сверху, включая плановые задания, обеспечивалось почти исключительно мерами административного принуждения, партийной дисциплиной и репрессиями. Тем не менее уже с 1923 по 1936 год на предприятиях действовал «фонд улучшения быта рабочих и служащих», а в 1936 году его сменил «фонд директора»; оба эти фонда формировались из отчислений от прибыли. С 1955 года фонд директора преобразуется в «фонд предприятия», достигающий 7-8 % фонда заработной платы и предназначенный для улучшения культурно-бытовых условий работников и совершенствования производства. Затем в 1967 году на смену ему пришли фонды материального поощрения, социально-культурных мероприятий и развития производства. Схемы создания и расходования этих фондов экономического стимулирования менялись каждую пятилетку, а иногда и чаше. Выполнение или невыполнение плана всё в большей мере становилось делом экономического выбора. Фонды стимулирования усиливали взаимозависимость работников, способствовали формированию единой цели трудового коллектива.[7]
Декларирование важнейшей роли трудового коллектива всегда было существенным элементом советской пропаганды. Хотя элементы рабочего самоуправления, возникшие после революции, были довольно быстро ликвидированы, государство стремилось к тому, чтобы «производственные отношения» занимали как можно больше места в жизни рядового работника. Предприятие распределяло квартиры, места в яслях и детских садах, путёвки в дома отдыха и санатории, садовые участки, предоставляло возможность заниматься спортом или танцами, обеспечивало медицинское обслуживание и доступ ко многим другим видам услуг и дефицитным продуктам. Такой строй жизни находил поддержку в массовой коллективистской психологии и одновременно укреплял её. Развитие системы экономического стимулирования ставило не только оплату труда, но и объём оказываемых работникам услуг во всё большую зависимость от трудовых усилий коллектива и искусства его менеджеров.[8]
В любой системе менеджер испытывает давление с двух сторон: собственника (частного владельца, государства, акционеров) и коллектива работников. По мере ослабления государственного контроля руководители предприятия всё в большей мере оказывались выразителями интересов трудового коллектива.[9]
С 1960-х годов объём прав государства по распоряжению предприятием законодательно ограничивается и сокращается. Многие годы предприятие было юридически беззащитно перед любыми предписаниями министерства; в произвольный момент ему могли изменить план или заставить приобрести ненужную или невыгодную продукцию. В 1962 году Положение о поставках дало предприятиям право отказываться от подобной продукции, а статья 47 «Закона о предприятии» 1965 года провозгласила, что министерства могут менять утверждённый годовой план предприятия лишь в исключительных случаях и с согласия его руководства. Разумеется, это не вызвало существенных реальных изменений, а было только намёком на их возможность.[10]
Директора предприятий, трудовые коллективы всё более осознавали себя политической силой. Требования предоставить им большую свободу поддерживалось большинством интеллигенции, многими экономистами. «Закон о предприятии» 1987 года был в значительной мере результатом их многолетнего совместного давления на партийно-правительственные органы.[11]
[править] Содержание закона
Закон принципиально видоизменил взаимоотношения в треугольнике «органы государственной власти — администрация предприятий — работники». Ключевых нововведений в новом законе было два.[12]
Во-первых, закон радикально увеличивал степень независимости предприятий и, соответственно, столь же радикально уменьшал контроль органов государственной власти над экономическими процессами.[13] Жёсткие плановые задания отменялись для почти 2 тыс. предприятий, планирование для них ограничивалось контрольными цифрами и государственными заказами. Постепенное уменьшение доли госзаказа было провозглашено важной задачей.[14] Руководителям и коллективам государственных предприятий были предоставлены исключительно широкие полномочия, в частности, право самостоятельного выхода на внешний рынок, осуществления совместной деятельности с иностранными партнёрами и др.[15] В значительно большем объёме делегировалось и право пользования. Согласно так называемой второй схеме хозрасчёта (одной из двух предлагавшихся предприятиям на выбор при реорганизации) фонд оплаты труда определялся как доход, уменьшенный на сумму материальных затрат, платежей в бюджет и отчислений в специальные фонды. Первая схема также открывала новые, хотя и не столь обширные возможности для увеличения заработной платы.[16]
Во-вторых, закон серьёзно ограничивал административные возможности директората предприятий по отношению к работникам, резко усилив при этом влияние трудовых коллективов на принятие экономических решений (распределение доходов предприятия, назначение менеджеров всех уровней и т. д.).[17] В духе идей рабочего самоуправления трудовым коллективам была предоставлена возможность выбирать директоров, правда, с последующим утверждением министерствами.[18]
[править] Последствия принятия закона
Вследствие принятия закона в советской экономике произошло очень существенное перераспределение ресурсов. Преобладающая часть материальных и финансовых потоков фактически ушла из-под контроля центральной власти и оказалась в распоряжении предприятий. Это обстоятельство окончательно подорвало основополагающие механизмы плановой экономики. Балансировать структурные диспропорции и устранять дефициты посредством накопления и крупномасштабной переброски ресурсов с этого времени стало практически невозможно. Центральная власть в лице Госплана и министерств утратила способность полноценно осуществлять свои экономические функции. При этом попытки министерств наладить взаимодействие за счёт использования неформальных связей и уговоров компенсировали возникшие трудности лишь отчасти. Предприятия брать на себя какие-либо народнохозяйственные функции не могли и не хотели, так как их ресурсные возможности были ограничены, а свои финансово-экономические интересы они, как правило, видели иначе, чем вышестоящие инстанции.[19]
Кроме того, под давлением трудовых коллективов, получивших в рамках нового закона широкие полномочия, большинство предприятий стали использовать полученные ресурсы не столько для развития и модернизации, сколько для повышения зарплаты работникам и оплаты текущего потребления.[20][21] Впоследствии государство попыталось ограничить рост зарплаты, но успеха в этом направлении не добилось. Уже в 1988 году доля прибыли предприятий, направляемой в фонды экономического стимулирования, выросла скачком с 16 до 41 % (а к 1990 году — до 49 %). В результате произошло резкое увеличение темпов роста доходов населения, которые намного превзошли (тоже несколько увеличившиеся) темпы роста выпуска потребительских благ и услуг. Если в 1987 году доходы населения СССР выросли на 2,8 %, то в 1988 году — на 9,1 %, в 1989 году — на 10,9 %, в 1990 году — на 15,8 %. Рынок разбалансировалcя в ещё большей мере, возник дефицит государственного бюджета.[22][23]
Закономерным следствием этих процессов стало быстрое сокращение инвестиций в развитие производства. И хотя министерства и ведомства поняли драматизм ситуации довольно быстро, решить проблему они не могли. Прежние взаимоотношения и связи работали всё хуже и хуже, а механизмы и мотивы рыночного характера ещё не появились. При этом отсутствие жёстких бюджетных ограничений позволяло предприятиям не нести немедленных финансовых потерь из-за сокращения своей инвестиционной активности. Подобное рассогласование интересов национального экономического развития и мотивов поведения предприятий очень быстро привело к падению производства.[24]
В результате и без того сложная ситуация в советской экономике ещё более обострилась и макроэкономический кризис в стране перешел в открытую форму. В 1989—1990 годах начался производственный спад в таких ключевых для советской экономики отраслях как добыча нефти и угля, выплавка чугуна и стали, капитальное строительство и т. д. В некоторых случаях сокращение производства носило обвальный характер.[25]
Таким образом, закон ускорил кризис советской экономики.[26]
